Михай Бабич - Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы
- Название:Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1988
- Город:Москва
- ISBN:5-280-00279-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михай Бабич - Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы краткое содержание
Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Девичьи голоса зазвенели вновь:
«Папаша Дёрдь, ну сделайте хорошую погоду!»
«Сделайте хорошую погоду!»
«Я дам вам вина! Возьму у папаши Дёрдя флягу, пойду в погреб и наполню ее самым лучшим вином — он сроду не пил такого».
«Была бы только хорошая погода…»
…А потом голос папаши Дёрдя, свистящий, как предохранительный клапан перед взрывом:
«Нужно мне твое вино… Я не возьму вино у шлюхи! У меня свое вино, сам делаю… Чужого я пить не буду, только то, что сам делаю… из уксуса и сахара… Не променяю я его на вино шлюхи!»
И снова поток девичьих голосов:
«А что хочет папаша Дёрдь? Что он хочет?»
«Хочет он поцелуй?»
«Хотите я вас поцелую, дядя Дюри?»
«Дядя Дюри!»
«Прийти к вам вечером, дядя Дюри?»
И хохочут, хохочут.
«Дядя Дюри, а правда, что вы спите на попоне?»
«На поленнице и на попоне».
«В дровяном сарае».
Я слышал их смех и чувствовал — и содрогался от этого чувства, — что красивых, чистеньких девушек волнует откровенная, грубая сила, которая исходит от старика, волнует само его уродство и что смотрят они на него вовсе не с презрением, а со страстным любопытством; они обступили его, ощупывали, обнюхивали. Страх и отвращение охватили меня; я хотел бежать, но ноги не слушались. Я знал: сейчас, именно сейчас должно что-то произойти — и не ошибся.
Старый Дёрдь неожиданно выпрямился, словно его позвоночник вдруг разгладили. Вскинул голову. В налитых кровью глазах плясали бешеные искры. Пила выпала у него из рук. Никогда не забуду эти лапищи, эти большие натруженные ладони, которые вдруг раскрылись, словно сами по себе, медленно, как лепестки большого цветка, как мясистые листья на длинных плетях, раскрылись губительно и сладострастно. Будто он хотел кого-то погладить или сжать, сдавить до смерти. Точно безобразный сатир, точно Циклоп. Плечи его раздались, маленький человечек вдруг превратился в великана. Его вихор взлетел на весеннем ветру, словно облако.
Теперь уже и девушки поняли, что чаша полна. И бросились бежать, на этот раз испугавшись по-настоящему, а дровосек, как большой свирепый зверь, кинулся за ними. Маленькая толстушка оказалась в его руках, и огромные лапы, как живые, дробящие клещи, судорожно впились в горячее, пухлое тело. Я хотел бежать: но не мог отвести глаз от этого зрелища. Я знал, что это должно было случиться! И ощущал сладость и ужас мести, сладость и ужас победы! И в то же время нетерпимая боль и страх овладели мной, когда я увидел эту красивую девушку, увидел саму Красоту в огромных грязных лапищах. Белое девичье тело исчезало в бурых лапах урода, как капли росы в пыли. Девушка визжала, звала на помощь. Ее подруги остановились неподалеку, растерянно оглядывались. Дёрдь, этот великан, срывал, комкал, мял платье и плоть. Девушки замерли, будто остолбенели. Словно загипнотизированные, смотрели они на эту жуткую картину, смотрели не то с ужасом, не то с любопытством, словно пораженные каким-то явлением природы, одна из них даже подошла на шаг ближе. Дёрдь не слышал и не видел ничего вокруг. Истерзанное девичье тело задыхалось, хрипело в его руках. Один крючок сзади на платье лопнул и, описав дугу, звякнул, упав на камень. Удивительно, как точно я все помню, даже такие мелочи.
Я стоял как окаменелый, потом вдруг разом, одним отчаянным усилием стряхнул с себя оцепенение, словно колдовские чары, и побежал. О, как мне было тяжело! Я чувствовал: что-то оборвалось во мне, как только я отвернулся. Казалось, жила на виске сейчас лопнет, что все: деревья, земля, облака, кричали, гнались за мной, цеплялись, хватали, не пускали… Из последних сил бежал я сквозь фруктовый сад. В голове бешено колотились мысли, на мгновения передо мной вспыхивали со всеми чудовищными подробностями жуткие картины того, что происходило там, кровавые и грязные, и в моем потрясенном детском сознании вдруг всплыли вполне отчетливые представления — я даже не знал, что знаю это. Все это длилось лишь несколько минут. Стоило мне выбраться из гущи сада, стоило увидеть чистую, только что взошедшую луну, цветочные клумбы, окутываемые сумерками, как мое волнение тут же потонуло в великом деревенском спокойствии, в спокойном море красоты. А как только угасло волнение, силы меня оставили, я рухнул на землю; там, должно быть, и нашли меня и отнесли в дом.
Мой друг замолчал. Мы уже вернулись на террасу. Медленно и неохотно наступал вечер; было еще совсем светло, но в ласковом ветре чувствовалось уже что-то вечернее, луна незаметно выскользнула на небо, но еще ждала, пряталась за барашками облаков, как ждет своего выхода за кулисами актриса.
— А что было потом? — спросил я. — Он убил ее или же…
— Я до сих пор этого не знаю, — ответил мой друг. — Мне было как-то неловко спрашивать, бог знает почему. Но что-то произошло, потому что Дёрдя посадили в тюрьму, а когда выпустили, объявили сумасшедшим. Отец жалел его и позднее снова взял на работу. Я же никогда не считал его сумасшедшим…
— Даже если старый Дёрдь сумасшедший, — продолжал он. — Что значит сумасшедший? Ум — это только покров на наших импульсах… А сумасшедший этот покров сбрасывает…
Мы долго сидели в тишине. Застрекотали кузнечики, постепенно стемнело. Неожиданно звонкий смех раздался в величественной ночи. Музыка веселых, молодых голосов, шелковистый шелест женских платьев…
— Что вы тут сидите, как нахохлившаяся птица? — с милой насмешливостью спросила моего друга прелестная женщина, остановившись на крыльце в сопровождении довольно большой компании.
(Это была его жена.) Мой друг поднял на нее глаза. Луна ли в том виновата, которая как раз взошла на небо, или вся атмосфера этого чарующе прекрасного вечера или же кипение какой-то невыразимой страсти, но никогда его лицо не было так безобразно, как в тот миг. С него можно было бы писать картину и назвать ее: «Ненависть».
Перевод Н. Васильевой.
СТАРОСТЬ АЛЕКСАНДРА ВЕЛИКОГО
Он не будет явно показываться оставшимся в живых, но он будет жить в глубине их душ и отчасти через них думать и действовать.
Густав Теодор Фехнер
— Не уходите покамест, не то я останусь наедине… не хочется говорить — с кем, еще подумаете, что я заговариваюсь… Я действительно малость хватил лишку — дома я себе такого не позволяю — а вино воскрешает призраки; вот и меня преследует призрак: в шлеме и с саблей — нет, нет, не ныне упокоившийся, не маленький шурин мой, а старый призрак, призрак далеких времен!
Как бы вы на меня посмотрели, ударься я сейчас в этакие немыслимые россказни? Например, о старости Александра Македонского (хотя вы знаете, что он умер молодым). Потому-то я до сих пор и не рассказывал, что случилось с моим маленьким шурином, чтобы вы не сочли меня фантазером. Но сейчас расскажу, если вы пока побудете здесь. Официант, еще бутылку! Не так все это просто, как вам кажется.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: