Аугусто Бастос - Я, верховный

Вечером ко мне пришел председатель Хунты спросить, не следует ли отложить подписание договора ввиду внезапного паралича обеих рук, случившегося с Эчеваррией. Понимаете ли, свояк, если договор не подпишут оба уполномоченных, буэнос-айресская Хунта может потом оставить нас с носом, заявив, что он недействителен, не имеет силы, лепечет Фульхенсио Йегрос. Вот что, свояк, мы назначили подписание договора на завтра, 12 октября, День расы. Завтра он и будет подписан. Подтвердите это остальным членам правительства. Вы уже составили договор, свояк? От начала до конца. Он уже переписан начисто. Это окончательный текст. В него не будет внесено никаких поправок. Можем мы прочесть его? Не трудитесь, завтра услышите. Предоставьте это мне. Займитесь парадом. Когда заиграют зорю, все должно быть готово, с тем чтобы, закончив переговоры церемонней подписания договора, мы могли проводить наших гостей со всеми почестями. Сделайте одолжение, немедленно пошлите за Ла’о-Ксимо, знахарем из Ламбаре. И пусть он сразу придет ко мне.

Эчеваррия скрепя сердце согласился вытянуть руки и положить их на циновку, отвернувшись к стене. Сжатые кулаки выделяются на альфе [222] Альфа, или эспарто, — многолетняя трава. Используется для плетения разного рода предметов, а также для выделки бумажной массы. в пятнах засохшей крови. Ла’о-Ксимо, худой, как скелет, но сильный, как бык, уже немало времени старается их разжать, однако сведенные судорогой руки не поддаются, окоченелые, как у мертвеца. Растирание, массаж, удары, способные расколоть кусок мрамора, — все бесполезно. Гладкий череп Ла’о-Ксимо блестит при свете свечей, мокрый от пота, который струйкой стекает по косичке на жилистую шею. Он оборачивается ко мне: сеньор, это просто апава, иначе говоря, паралич. Но куручи, то есть узел, не в руках. Он в какой-то точке мозга. Есть точки, в которых узел уже нельзя развязать. Но у этого человека еще можно; мешает то, что он не хочет. Ну вот, ты тоже толкуешь о точках. Да, сеньор, есть точка, в которой все дело. Сейчас узнаю, где она. Я немножко обожгу ее, и руки раскроются, как листочки развертываются. Он тщательно, пору за порой, осмотрел и обнюхал кулаки. Вдруг остановился на точке параграфов, статей, заковык. На огоньке свечи размягчил смесь полыни, росного ладана и ликидамбара. Скатал два шарика. Один втиснул между большим и указательным пальцами правой руки, другой придавил к пясти левой. Зажег веточку ладанника и поднес ее к нашлепкам. Через минуту они растопились и улетучились в виде дыма, испарения, запаха. Руки мало-помалу раскрылись, как бы медленно оживая. К пальцам постепенно вернулась подвижность. Все в порядке, сеньор, говорит Ла’о-Ксимо. Эчеваррия мрачно смотрит на своп руки; подозревает, что ему подменили их. Невольно шевелит пальцами. Собирая свои микстуры, иглы, палочки, циновку, Ла’о-Ксимо говорит мне на диалекте пайагуа: он хотел оставаться больным и вылечился против желания по воле святой Либрады и Великого Праотца Ла’о-Ксе, который связывает и развязывает. Когда он выходил, я бросил ему монету. Ла’о-Ксимо поймал на лету серебряный колибри и спрятал его в свой гуайяка [223] Кисет (гуарани). . Будьте поосторожнее, сеньор! У этого чужестранца языкастые руки! Не беспокойся. Ступай. Его фигура исчезла за углом.

Новое торжественное собрание Хунты и Кабильдо. Я спокойно и размеренно читаю договор. Подчеркиваю голосом наиболее важные места, на несколько децибеллов повышая громкость. Статья первая: учитывая, что Парагвай крайне нуждается в финансовых средствах, чтобы в интересах своей безопасности сохранять реальную и внушающую уважение силу и противостоять проискам внешних и внутренних врагов, принадлежавший короне табак, имеющийся в провинции, будет продан самим Парагваем, а доход от его продажи употреблен на указанные и им подобные нужды. Статья вторая: сиса и арбитрио [224] Сиса, арбитрио — разного рода налоги. с каждого терсио йербы, вывозимой из Парагвая, которые прежде выплачивались в Буэнос-Айресе, впредь будут взиматься в Асунсьоне и расходоваться строго по назначению, указанному в предыдущей статье. Статья третья: право взыскания алькабалы будет осуществляться на месте продажи товаров. Статья четвертая: часть Канделарии, расположенная на левом берегу Параны, объявляется входящей в пределы Парагвая. Статья пятая: поскольку Парагвай сохраняет независимость, Хунта Буэнос-Айреса не будет чинить препятствий выполнению дальнейших решений, принимаемых Правительственной Хунтой Парагвая, в Соответствии с провозглашенным в настоящем договоре желанием обеих сторон укреплять тесные узы, которые их связывают и должны привести к их объединению в федерацию. Договаривающиеся стороны обязуются не только поддерживать между собой искреннюю, прочную и вечную дружбу, но и всеми средствами, насколько каждой из них позволяют обстоятельства, оказывать взаимную помощь и содействие всякий раз, как того потребует священная цель сокрушить и уничтожить любого врага, который вознамерится противодействовать нашему правому делу и нашей общей свободе.

Чтение заканчивается под громкие аплодисменты. Дискуссии больше не возникают. Мы все подходим подписать папирус-партитуру нашего дуэта, при исполнении которого не должна прозвучать ни одна фальшивая нота. Каждый хочет быть первым. Мне пришлось притащить Эчеваррию из отведенного ему жилища. Он продолжает уверять, что его руки не его руки. Ну же! Поторапливайтесь! Это ваши руки, чьи же еще! Да перестаньте вы!.. Я тяну его за рукав. Толкаю. Тащу на буксире этот баркас, тяжелый от груза криводушия. Волоку его через площадь, заполненную лошадьми. Он видит, как Бельграно с удовлетворением ставит свою подпись; ему не остается ничего другого, как тоже подписать. Все очень довольны. Уполномоченные — тем, что добились пусть не вожделенного объединения, но тесного союза. Военные из Хунты — тем, что достигли соглашения с портеньо. Я — тем, что предотвратил господство Буэнос-Айреса. Тацит Платы впоследствии сурово упрекнет в своей летописи уполномоченных за то, что они уступили всем требованиям Парагвая и согласились на союз в форме федерации, не получив взамен ни малейшего преимущества. Каждый по-своему с ума сходит, и каждый мелет свое. К черту Тацита! Пусть себе ворчит, зато мы веселимся! Снова раздаются крики: «Да здравствует святая федерация!» Овации. Аплодисменты. Даже Эчеваррия — загребущие руки — принимается хлопать. Гром аплодисментов сливается с топотом кавалерии.

С трибуны, сооруженной на Пласа-де-Армас, мы смотрим на парад. Две с половиной тысячи всадников, участвовавших в сражениях при Парагуари и на Такуари, дефилируют, отпустив поводья, в боевом строю.