Анри Барбюс - Огонь. Ясность. Правдивые повести

«Операция» искупления грехов происходила где-то в надземных сферах. Христос-спаситель был кем-то вроде небесного ангела-метеора, и хотя назывался сыном божьим, по сути дела являлся одной из ипостасей триединого божества, неким пылающим факелом господней славы.

Это воссиявшее в мире божество, благодаря которому, по утверждениям новых пастырей, в заоблачных высях происходила удивительнейшая победа над смертью, без малейшего труда сменявшейся вечной жизнью, не имело ничего общего со скромным пророком, задолго до этого погибшим в Иерусалиме, и никто, в особенности апостолы, их друг с другом не связывал. Правда, проповедники новой религии говорили об искуплении Христом грехов человеческих путем принесения им себя в жертву и крестных страданий. Но эти страдания представлялись как нечто мистическое, происшедшее где-то в небесных сферах, предсказанное еще в библейских псалмах и в греческой мифологии. Апостолы познали своего бога в мистическом экстазе откровения в минуту молниеносно сошедшей на них благодати. Но для них он был лишь теологическим догматом, не больше того. Имя ему было Иисус, что значит спаситель. Кстати, действительно ли пророка в Галилее звали тоже Иисусом? Во всяком случае, так утверждали, но значительно позднее, а в свое время о нем вообще ничего не было слышно.

Первое поколение христиан прожило свой век и умерло; основатели религии христианства — Павел, Варнава, Петр и другие — тоже умерли, но при них не делалось никаких попыток придать христианскому мессии реальные черты какой-либо исторической личности.

Гораздо позже, через двадцать лет после смерти Павла (в наших глазах он, бесспорно, остается истинным творцом христианской религии, заимствовавшим различные элементы из других культов, что все яснее раскрывается в нашу эпоху), верующие, число которых неуклонно возрастало, потребовали, когда утих первоначальный мистический восторг, дополнительных сведений об этом боге, страдавшем, как их уверяли, словно обычный смертный. Из-за чего же он страдал? Где и как это произошло? Когда и при каких условиях бог сошел на землю и общался с людьми? «Мы верим, но сообщите нам какие-нибудь подробности о нем», — требовали они.

Вот по этим-то и некоторым иным причинам властителям церкви пришлось создать образ Христа-богочеловека. Только тогда они придали ему черты некоего человека, когда-то жившего здесь, на земле. Они взяли для этого почти обезличенного пророка, облик которого стерся от времени, — ведь прошло полвека с той поры, когда римские власти повелели распять на кресте галилеянина, и теперь людям говорилось: «Вот он, наш бог и спаситель».

Если бы его не существовало на самом деле, они бы все равно выдумали его, ибо им нужен был человек, который воплотил бы в себе образ бога Христа. Если бы он не носил имени Иисуса, они бы присвоили ему это имя.

Они создали подробную историю жизни Иисуса, подогнав ее к пророчествам Ветхого завета: мессия Иисус, сын девы Марии и святого духа, потомок Давида, родился в Вифлееме, жил в Назарете, проповедовал на берегах Тивериадского озера, совершал небывалые чудеса, был схвачен и предан казни по настояниям фарисеев и иерусалимских первосвященников, кои подтолкнули руку Понтия Пилата, воскрес на третий день после смерти и вознесся на небо. Первое Евангелие появилось через сто лет после «Рождества Христова», а последнее, в редакции, дошедшей до нас, — в конце следующего столетия.

Путем магического действия — воскресения из мертвых — человек во плоти впервые слился с мифическим образом божества; его наделили сверхчеловеческими атрибутами и волшебной силой творить чудеса, связали его появление с древнегреческими пророчествами и вложили в его уста заповеди Нового завета. Получилась довольно странная смесь.

Удивительнее всего, что скромный замученный пророк, возведенный в ранг божества, дабы его жертвенные страдания послужили искуплением грехов человеческих и придали бы осязаемую реальность теологическим догматам, был сам по себе великим человеком, и именно это его величие проступало сквозь слаженную религиозную декорацию, которую обрушили на его слабые человеческие плечи.

Как бы то ни было, со страниц этих Евангелий, куда втиснута была изувеченная личность подлинного Иисуса, постоянно звучит настоящий голос живого Иисуса, раздается хватающий за душу, неумолчный его призыв к равенству и справедливости, причем справедливости пролетарской и революционной, — словом, то, что он проповедовал среди безмолвных и застывших толп.

Но самое удивительное во всей этой простой и правдивой истории, что с тех пор, как стало возможным анализировать так называемое Священное писание, все больше бросается в глаза один непреложный факт: никакие измышления сочинителей Евангелий не в силах стереть истинный облик Иисуса-человека. Там, на многих и многих страницах, мы без труда отыскиваем, находим и угадываем его глубокие, истинно гуманные мысли, которые никак не могут быть приписаны составителям религиозных текстов.

Жизнь Иисуса нам почти неизвестна; за исключением того, что он был осужден на смерть как подрыватель основ существующего социального и политического строя, мы не находим нужных сведений о нем ни в рассказах, ни в тенденциозной документации, состряпанной святыми отцами; зато там мы сталкиваемся с его идеями, которые им не удалось переиначить на свой лад столь же полно, как события его земной жизни.

При ближайшем знакомстве с Евангелиями можно прийти к выводу: истинное учение поверженного галилеянина было в какой-то мере известно и даже частично использовано творцами христианской религии. Но по отношению к Иисусу все они оказались теми же Иудами, теми же предателями. Живое, правдивое и ясное слово его было использовано для обоснования придуманной ими догмы, которая нередко противоречит исконным идеалам Иисуса, и в их передаче он говорит прямо противоположное тому, что действительно думал и говорил. Его устами уверяют, будто все от бога, тогда как он утверждал, что все зависит от нас самих. Его превращают в верховного посредника между небом и землей; он же говорил, что между человеком и бесконечностью не может быть посредничества, что все великое исходит от самого человека и величие человечества будет исходить только от человечества; возводя каменный дом, не начинают с крыши, говорил он, вот так же и социальный строй не построить сверху.

Нельзя утверждать, будто он был совершенно забыт, так как какие-то уцелевшие его идеи, пусть даже и в изувеченном виде, были использованы христианской религией. Его представили нам как сентиментального проповедника слащавой и заоблачной любви; он же говорил о любви мужественной и плодотворной, зиждущейся на солидарности людей: не делай другому того, чего не хочешь, чтобы тебе сделали.