Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

Когда он кончил говорить, на губах каноника блуждала улыбка, а глаза горели необыкновенным возбуждением. Дон Каетано усердно лепил ромбики и призмы из кусочка хлеба, а донья Перфекта, побледнев, устремила на каноника пристальный взгляд. Росарито в крайнем изумлении взирала на брата. Пепе наклонился к ней и незаметно прошептал на ухо:

— Не обращай внимания, сестрица. Все эти глупости я наговорил, чтобы вывести из себя сеньора каноника.

— Ты полагаешь, — вмешалась донья Перфекта с некоторым оттенком тщеславия в голосе, — что сеньор Иносенсио {145} промолчит и не ответит на все твои выпады вместе и на каждый в отдельности?

— О нет! — воскликнул каноник, поднимая брови. — Я даже и не подумаю меряться своими слабыми силами со столь доблестным и так хорошо вооруженным воителем. Сеньор дон Хосе знает все — в его распоряжении полный арсенал точных наук. Я нисколько не сомневаюсь, что точка зрения, которую защищает он, ложна, но у меня не хватит ни таланта, ни красноречия опровергнуть ее. Я мог бы прибегнуть к оружию чувств, воспользоваться теологическими аргументами, основанными на откровении, вере и слове божьем. Но — увы! — сеньор дон Хосе, как выдающийся ученый, высмеивает и теологию, и веру, и откровение, и святых пророков, и Евангелие… Ничтожный, невежественный священник, несчастный, не знающий ни математики, ни немецкой философии, в которой есть «я» и «не я», жалкий преподаватель латыни, знающий только божественную науку и кое-что из латинских поэтов, не может вступать в бой с такими великими корифеями.

Пепе Рей искренне рассмеялся.

— Я вижу, сеньор дон Иносенсио принял всерьез эти глупости… Полноте, сеньор каноник, забудем мою болтовню — и делу конец. Я совершенно убежден, что мои подлинные взгляды ничуть не расходятся с вашими. Вы благочестивый и просвещенный муж, а я — невежда. И если я себе позволил шутку, то прошу у всех прощения, такой уж я человек.

— Благодарю вас, — с явным неудовольствием отвечал священник. — Вы так решили повернуть дело? Нет, мы отлично понимаем, что вы защищали ваши собственные взгляды. Иначе и быть не может! Вы человек эпохи. Нельзя отрицать, что у вас замечательный ум, да, да, замечательный. Признаться откровенно, пока вы говорили, я, хотя и скорбел о вашем великом заблуждении, не мог в то же время не восхищаться вашей изысканной речью, вашим умением говорить, вашей удивительной способностью рассуждать и приводить сильные доводы… Как умен ваш племянник, сеньора донья Перфекта, как умен! Когда в Мадриде я попал в Атеней, признаюсь, меня поразили удивительные способности, которыми бог наделил неверующих и протестантов.

— Сеньор дон Иносенсио, — сказала донья Перфекта, переводя взгляд с племянника на своего друга, — мне кажется, ваша снисходительность по отношению к этому молодому человеку переходит всякие границы… Не сердись, Пепе, и не придавай слишком большого значения моим словам, ведь я не ученая, не философ, не теолог, но по-моему, сеньор дон Иносенсио не разбил твоих доводов и не заставил тебя замолчать только из-за свойственного ему великодушия и христианской любви, а он мог бы это сделать, если бы пожелал.

— Сеньора, ради бога! — прошептал священник.

— И так всегда, — продолжала сеньора. — Притворяется божьей коровкой, а знает больше четырех евангелистов. Ах, сеньор дон Иносенсио, как вам подходит ваше имя! Но ваша излишняя скромность на сей раз ни к чему. Мой племянник прекрасно сознает… Ведь он знает лишь то, чему его научили!.. И если его ввели в заблуждение, разве можно не пожелать, чтобы вы наставили его на путь истинный и извлекли из ада лживых учений?

— Да, да, я только и мечтаю, как бы сеньор исповедник извлек меня… — пролепетал Пепе, чувствуя, как против воли попадает в какой-то заколдованный круг, из которого трудно найти выход.

— Я всего-навсего ничтожный священник, не знающий ничего, кроме древности, — возразил дон Иносенсио. — Но я признаю огромные познания сеньора дона Хосе в области светских наук и молча преклоняю колена перед столь блестящим оракулом.

Сказав это, каноник молитвенно сложил руки и наклонил голову. Пепе Рей немного смутился, видя, что тетя придала такой оборот ненужному, праздному спору, в котором он принял участие только из желания оживить беседу. Он благоразумно решил прекратить опасную игру и с этой целью обратился с каким-то вопросом к дону Каетано, когда тот, очнувшись от оцепенения, последовавшего за десертом, предложил сотрапезникам необходимые после еды зубочистки, воткнутые в фарфорового павлина, который стал переходить из рук в руки.

— Вчера я откопал руку, сжимающую ручку амфоры; на ней начертано несколько священных знаков. Я тебе покажу, — сказал дон Каетано, довольный предоставленной ему возможностью поговорить на излюбленную тему.

— Я нисколько не сомневаюсь, что сеньор дон Хосе превосходный эксперт и в области археологии, — заметил каноник. Он продолжал неотступно гоняться за жертвой, следуя за ней даже в самые сокровенные убежища.

— Разумеется, — подхватила донья Перфекта. — Чего только не знает нынешняя преуспевающая молодежь? И притом в совершенстве. Университеты и академии в одно мгновение обучают их всем наукам и выдают дипломы мудрости.

— О, это несправедливо! — не согласился с ней каноник, заметив следы огорчения на лице инженера.

— Тетя права, — подтвердил Пепе. — В школе мы учимся всему понемножку и получаем только элементарные знания по различным предметам.

— Но в области археологии, как я сказал, — не отступал каноник, — вы, вероятно, крупный знаток.

— В этой науке я совершенный профан, — возразил молодой человек. — Развалины для меня остаются развалинами. Мне никогда не нравилось копаться в пыли.

На лице дона Каетано появилась выразительная гримаса.

— Я не хочу сказать, что отвергаю эту науку, — горячо продолжал племянник доньи Перфекты, с ужасом замечая, что каждое произнесенное им слово кого-нибудь ранит. — Я хорошо знаю, что из пыли рождается история. Археология очень ценная и нужная наука.

— Вы, — заметил исповедник, ковыряя в зубах, — склонны к полемике. Меня осенила блестящая идея, сеньор дон Хосе, вам бы пристало быть адвокатом.

— Мне ненавистна эта профессия, — отвечал Пепе. — Я знаком со многими адвокатами, достойными большого уважения, среди них мой отец — исключительный человек. И все же его прекрасный пример никогда в жизни не заставил бы меня выбрать себе профессию, основанную на том, чтобы по одному и тому же вопросу выступать и «за» и «против». Не может быть большего заблуждения, чем стремление некоторых семейств обязательно добиться того, чтобы лучшая часть молодого поколения посвятила себя адвокатуре. Самая страшная язва на теле Испании — это огромная армия молодых адвокатов, которым, чтобы прожить, нужно баснословное количество судебных процессов. Процессов становится все больше и больше, и все же многие адвокаты остаются без работы. А так как сеньор юрист не может взяться за плуг или встать за станок, то и рождается множество хвастливых бездельников, стремящихся к высокому положению: они вносят смуту в политику, будоражат общественное мнение и порождают революции. Должны же они как-то существовать… Но было бы еще хуже, если бы судебных процессов хватило на всех.