Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

Одна из сестер подозвала продавца. Разговор, затеянный девушками, огорчил Пепе Рея, и от хорошего настроения, вызванного их непринужденными шутками и весельем, не осталось и следа. Однако он не мог сдержать улыбки, когда дон Хуан, взял гитару и начал перебирать струны с юношеским изяществом.

— Я слышал, что вы чудесно поете, — сказал Пепе Рей девушкам.

— Пусть споет дон Хуан Тафетан.

— Я не пою.

— И я тоже, — присоединилась к сестрам младшая, предлагая инженеру дольку от только что очищенного апельсина.

— Мария Хуана, не бросай шитья, — проговорила старшая, — уже стемнело, а к вечеру нам нужно докончить эту сутану.

— Сегодня не работают. Долой иголки! — воскликнул Тафетан и затянул песню.

— Прохожие уже останавливаются на улице, — сообщила средняя дочь Троя, выглянув на балкон. — Дон Хуан Тафетан так кричит, что его слышно на площади… Хуана, Хуана!

— Что?

— Вздох идет по улице.

Младшая сестра выбежала на балкон.

— Запусти в нее апельсинной коркой.

Пепе тоже вышел на балкон. По улице шла какая-то женщина, и Пепе увидел, как младшая сестра с необыкновенной меткостью угодила ей коркой в голову. Затем, стремительно опустив жалюзи, сестры отскочили от окна, изо всех сил пытаясь сдержать душивший их смех.

— Сегодня не будем работать! — воскликнула одна из сестер и ногой опрокинула корзинку с шитьем.

— Это все равно что сказать «завтра не будем есть», — прибавила старшая сестра, собирая швейные принадлежности.

Пепе инстинктивно сунул руку в карман. Он с удовольствием дал бы им денег. Его сердце сжималось от жалости при виде этих несчастных сирот, осужденных обществом за их легкомыслие. Если преступление сестер Троя заключалось в том, что они, пытаясь забыть свое одиночество, нищету и беспомощность, швыряли апельсинные корки в прохожих, их вполне можно было простить. Вероятно, строгие нравы городка, в котором они жили, предохраняли их от порока. Однако отсутствие осмотрительности и сдержанности, обычных и наиболее очевидных признаков целомудрия, давало возможность предположить, что они выбрасывали в окно не только апельсинные корки. Пепе Рей испытывал к ним глубокое сострадание. Он снова посмотрел на их жалкие платья, тысячу раз переделанные и подштопанные, на рваные башмачки, и… его рука невольно потянулась к карману.

«Может быть, порок действительно царит здесь… — думал он. — Но вид девушек, окружающая обстановка — все говорит о том, что перед нами жалкие осколки благородной семьи. Вряд ли эти несчастные девушки жили бы в такой бедности и работали, если бы они были так порочны, как о них говорят. В Орбахосе немало богатых мужчин!»

Сестры то и дело подбегали к Пепе. Они сновали от балкона к нему, а от него к балкону, поддерживая шутливый, легкий и, по правде говоря, довольно наивный разговор, несмотря на всю его фривольность и беспечность.

— Сеньор дон Хосе, ну что за прелесть сеньора донья Перфекта!

— Она единственное существо в Орбахосе, не имеющее прозвища. О ней никто не отзывается дурно.

— Все ее уважают.

— Все ее обожают.

И хотя Пепе расхваливал тетушку в ответ на их слова, его все время подмывало вынуть деньги из кармана и сказать: «Мария Хуана, вот вам деньги на ботинки. Пепита, а вам на платье. Флорентина, возьмите деньги и купите что-нибудь из съестного…» Он уже готов был сделать это, когда сестры снова выбежали на балкон посмотреть, кто идет, но тут к нему подошел дон Хуан и тихо сказал:

— Не правда ли, они прелестны?.. Бедные девочки! Даже не верится, что они могут быть так веселы, а между тем… да, без сомнения, они сегодня еще ничего не ели.

— Дон Хуан, дон Хуан, — позвала Пепита. — Сюда идет ваш приятель Николасито Эрнандес. «Пасхальная Свечка». Он, как всегда, в треугольной шляпе и что-то бормочет на ходу, вероятно, молится за упокой души тех, кого отправил в могилу своим ростовщичеством.

— А вот вы не посмеете назвать его в глаза Пасхальной Свечкой!

— Посмотрим!

— Хуана, опусти жалюзи. Пусть он пройдет. Когда он завернет за угол, я крикну: «Свечка, Пасхальная Свечка!..»

Дон Хуан Тафетан выбежал на балкон.

— Идите сюда, дон Хосе, вы должны посмотреть на этого молодца.

Пепе Рей, воспользовавшись тем, что девушки и дон Хуан веселились на балконе, дразня Эрнандеса и приводя его в бешенство, осторожно приблизился к одному из швейных столиков, стоявших в комнате, и сунул в ящик оставшиеся после игры в казино пол-унции.

Затем он вышел на балкон, как раз в ту минуту, когда две младшие сестры, заливаясь смехом, кричали: «Пасхальная Свечка, Пасхальная Свечка!»

[19]

После описанной выше проделки девушки затеяли длинный разговор с молодыми людьми о жителях города и о произошедших в нем событиях. Пепе, опасаясь, как бы его преступление не раскрылось в его присутствии, собрался уходить, чем очень огорчил сестер. Одна из них вышла из комнаты и, тотчас вернувшись, сказала:

— А Вздох уже за делом, развешивает белье.

— Дон Хосе, вы хотели видеть ее, — заметила другая.

— Сеньора очень красива. Она и сейчас носит мадридские прически. Идемте.

Сестры провели молодых людей через столовую, которой почти никогда не пользовались, и вышли на плоскую крышу-террасу, где валялось несколько цветочных горшков и множество старой ненужной утвари и развалившейся мебели. С террасы открывался вид на дворик соседнего дома с галереей, обвитой плющом, и с красивыми цветами в горшках, выращенными заботливой рукой. Все свидетельствовало о том, что там живут люди скромные, опрятные, хозяйственные.

Приблизившись к самому краю крыши, сестры Троя внимательно оглядели соседний дом. Девушки запретили мужчинам разговаривать, а сами удалились в ту часть террасы, где их нельзя было заметить с улицы, но и откуда трудно было что-либо разглядеть.

— Она вышла из чулана с кастрюлей гороха, — сообщила Мария Хуана, вытягивая шею и пытаясь что-нибудь увидеть.

— Трах! — крикнула Пепита, бросая камешек.

Послышался звон разбитого стекла и гневный возглас:

— Опять нам разбили стекло эти…

Сестры и их кавалеры задыхались от смеха, забившись в угол террасы.

— Сеньора Вздох сильно разгневана, — заметил Пепе. — Почему у нее такое странное прозвище?

— Потому, что она вздыхает после каждого слова и вечно хнычет, хотя ни в чем не испытывает недостатка.

Несколько минут в соседнем доме царила тишина. Пепита Троя осторожно выглянула.

— Опять идет, — тихонько шепнула она, жестом призывая к молчанию. — Мария, дай мне камешек. Смотри… Трах!.. Попала.

— Мимо. Упал на землю.

— Ну-ка… Может быть, я… Подождем, пока она снова выйдет из чулана.

— Идет, идет. Флорентина, приготовься.