Изборник

Оттудѣ убо шедше по пустыни, приидохомъ на море, к тому не видяще ничто же, ни птица, ни звѣри, но токмо небо и земля. Слънъца же уже не видѣхомъ, но въздухъ почерненъ до десятого дне. Пришедше же не в кое мѣсто помория, и шатры наша и плъкы наша поставиша, и влѣзохомъ в лодьи, и преехахомъ в нѣкыи островъ морскыи, недалече сущь от земля. В нем же слышахомъ рѣчь человѣческу, еллинскымъ языкомъ, глаголющих же не бѣ видѣти. Нѣции же от воинъ, искочивыи из лодьи, пребрѣдша на островъ, и абие каркину излѣзшю, въвлекоша ю́ въ воду. И, убоявшеся, обратихомся на землю.

Оттуда, пройдя по пустыне, пришли мы к морю, и не увидели там ничего: ни птиц, ни зверей — только небо и землю. Уже не видно было и солнца, вот уже десять дней, как шли мы во мраке. Придя же в приморскую страну, расставили свои шатры и расположили воинов, и, сев в лодки, переправились на некий остров, находившийся недалеко от берега. Доносились оттуда голоса людей, говоривших по-гречески, но самих их не было видно. Несколько воинов, выскочив из лодки, добрались до берега, но вдруг появились раки и увлекли их в воду. И в страхе вернулись мы на землю.

И пакы пошедше, приидохомъ за два дни въ страну, иде же слънъце не сияет, ту убо есть земля блаженныхъ. 316И хотящю ми видѣти и исписати мѣста та, начах поимати свои ми рабы и поити къ нимъ. Калисфенъ 317же, мои другъ, съвѣщася съ мною, да иду съ 40-ми дружины и съ стомъ отрокъ, и съ воины тысящу и 200. Вне же по пути узрѣхомъ ослица, имуща жребята, обуяты воискымъ плъкомъ. И тако внидохомъ въ путь темныи връстъ 15, и видѣхомъ нѣкако мѣсто, и бѣ на немъ источникъ светелъ, его же вода заблищашася, аки молниа. Възалкавъ же ся, въсхотех прияти хлѣба и призвахъ повара, и рѣхъ ему: «Приготови ны влагу». Он же, приимъ икру, и иде къ свѣтлому источнику омыти икру, и абие намокши в водѣ, оживѣ икра и избѣжа от руку повара, бѣ же вся земля та водна. Поваръ же бывшаго не повѣда.

И снова двинулись в путь, пришли через два дня в страну, где не светит солнце, ибо находится здесь земля блаженных. А так как захотел я увидеть и описать эти места, то начал собирать слуг своих, кто пошел бы вместе со мной. А Каллисфен, мой друг, посоветовал мне, чтобы взял я с собой сорок телохранителей, и сотню оруженосцев, и тысячу двести воинов. Вблизи дороги увидели мы ослиц с ослятами, и окружили их наши воины. И вошли мы во мрак, и прошли в полной тьме верст пятнадцать, и увидели светящийся ручей, вода которого блистала, как молния. Проголодавшись, захотел я хлеба и, подозвав повара, сказал ему: «Приготовь нам попить». Он же, взяв икру, пошел к светящемуся источнику, чтобы вымыть ее, но как только намокла икра, то ожила и ускользнула из рук повара, ибо повсюду текла вода. Повар же не поведал мне о случившемся.

Пакы же шедше верстъ 30, к тому поидохомъ, видѣвше зарю безъ слънъца и без луны и без звѣздъ. И видѣхъ два птича летяща, имуща обличив человѣческо, елиньскымъ языкомъ свыше зваста: «Почто ходиши по земли единаго бога, Александре! Възвратися, окаанне, на мѣста блаженыхъ и не можеши въступити! Възвратися убо, о человѣче, и по вданѣи тобѣ земли ходи, труда себѣ не твори». Трепетен же бывъ, добрее начахъ слушати гласа, данаго ми от птиць. Другыи же птичь пакы провѣща елиньскымъ языкомъ: «Молить ти ся, — рече, —въсточнаа страна и Порово царство побѣдою покоритися». И си рекъ птичь възлѣте. Азъ же умилихся; и држа ослица, вожда наша, предзряще на кола пакы звѣзднаа, и двѣма межи десятема днии изидохомъ противу гласу жребятину и матерь их. Мнози же от вои взяша, кождо еже обрѣтъ. И пришедшимъ къ свѣту намъ, обрѣтше злато чисто въземъше. Тогда же и поваръ исповѣда, како оживе икра. Аз же разгнѣвахся, мучихъ его».

И снова прошли мы тридцать верст, двигаясь в том направлении, где виднелась заря без солнца, и без луны, и без звезд. И увидел я двух летящих птиц с человеческими лицами, и кричали они с высоты по-гречески: «Зачем, Александр, ходишь ты по земле, одному богу принадлежащей? Возвратись, окаянный, не смеешь вступить ты на землю блаженных! Возвратись же, о человек, и ходи по отведенной тебе земле, не накликай на себя несчастья!» Затрепетал я и стал внимательней слушать, что говорили мне птицы. А вторая из них опять возвестила мне по-гречески. «Зовет тебя, — сказала, — восточная страна, и царство Пора тебе в боях покорится». И, сказав это, взлетела птица. Опечалился я; и, следуя за ослицами, нашими проводниками, и снова смотря на созвездие Воз, через двадцать два дня вышли мы на голоса жеребят вместе с их матерями. Многие же воины взяли с собой, кто что нашел. И когда вышли на свет, то увидели, что вынесли чистое золото. Тогда и повар рассказал мне, как ожила икра. Я же разгневался и наказал его».

По сихъ же всѣхъ поемъ Александръ силы своя, поиде на Пора, царя индиискаго. 318Многу же пустыню прошедше и мѣста и безводна и пропастна, глаголааху старѣишины воискыя къ воемъ: «Доволѣеть намъ до Пръсиды и имѣти рать, и побѣдити Дария, яко емлюща дань на еллинѣхъ. Что же нынѣ творимъ, идуще на Инду, на звѣринаа мѣста, не приближающихъся къ Еладѣ? И аще есть Александръ храборъ своимъ великымъ умениемъ и хощеть покорити варварскыя языки, почто мы ходимъ по немъ? Единъ да ходить и биется». Се же слышавъ, Александръ, отлучивъ пръскыя воя и макидонскыя, и инѣхъ еллинъ, и рече макидономъ и еллиномъ: «Мужи воистии и поборници, макидони и вси силнии еллинстии! Си бо пръсяне врази ваши суть и мои. И нынѣ почто ропщете? Уже уредили мя есте единаго ходити на брань битися съ връвары? Се же убо вамъ въспомяну, яко же оны ратныя азъ единъ побѣдихъ, елико хощу взяти от пръсъ, пакы единъ побѣжю. Мое бо едино помышление душа ваша дръзы сътвори на противныя. Убоявшимся противу Дарьеву множеству, не азъ ли прѣд вои яздяхъ противу ратнымъ, не азъ ли самъ собѣ быхъ солъ и внидохъ къ Дарьеви, не отложих ли бѣды? Но се буди, яко умыслили есте ити въ Макидонию едини, и спасите сами себе и не окладаите ничто же другъ на друга. Да увѣсте, яко ничто же могуть вои кроме ума царева». Тако рекшю Александру, моляхуся ему, да бы уставилъ гнѣвъ: «Имѣи ны съ собою поборникы до конца!»…

После всего этого собрал Александр свои войска и пошел на Пора, царя индийского. И когда прошли они через многие места пустынные и безводные и обильные пропастями, то стали говорить воеводы воинам: «Должны мы были воевать с персами и победить Дария, потому что собирал он дань с эллинов. Но зачем мы сейчас идем в места звериные, на индийцев, живущих вдали от Эллады? И если Александр гордится своим великим, искусством и хочет покорить варварские народы, то мы-то зачем ходим за ним? Пусть один ходит и сражается». Услышав их ропот, Александр отделил персидских воинов от македонян и иных греков и обратился к македонянам и грекам: «Мужи-воины и помощники мои, македоняне и все могучие воины греческие! Ведь персы — это враги ваши и мои. И почему же ныне ропщете? Уже порешили вы, что я один буду выходить на битву и сражаться с варварами? Так я напомню вам, что и всех остальных врагов победил я один, и все, что захочу отнять у персов, также один добуду. Лишь только воля моя придала вашим душам смелость в борьбе с врагами. Когда испугались вы огромного войска Дария, то не я ли сражался с врагами впереди всех? Не я ли сам был своим послом и ходил к Дарию, не я ли спас вас от беды? Но пусть будет так, как задумали: идите одни в Македонию, спасайте себя, но не надейтесь ни в чем друг на друга. И увидите, что ни на что не способны воины без мудрого царя». Когда сказал все это Александр, взмолились воины, чтобы не гневался он: «Будем мы всегда твоими помощниками!»…