Полное собрание сочинений. Том 65

Ну, смотри же, хорошенько живи, почаще молись, вспоминай, перед кем живешь, и не спеши ни в чем. — Кланяйся всем, и большим и малым.

Целую тебя.

Адрес Мар[ьи] Ал[ександровны] как?

Л. Т.

Впервые опубликовано по-немецки в книге П. И. Бирюкова «Vater und Tochter. Tolstois Briefwechsel mit seiner Tochter Marie», Zürich und Leipzig 1927, стр. 29—30 («Отец и дочь. Переписка Толстого с его дочерью Марией»). Датируется на основании упоминания о дне рождения Л. Л. Толстого (20 мая).

Мария Львовна Толстая (1871—1906) — вторая дочь Толстого, в замужестве (с 1897 г.) Оболенская. Письмо Толстого написано в Паники, имение Философовых, где Мария Львовна в то время гостила.

1В. А. Кузминская.

2Иван Петрович Бидин, исключенный из семинарии в Риге, бывший у Толстого в Ясной Поляне 30 мая 1890 г. В письме от 17 мая 1891 г. писал о своем трудном материальном положении в связи с отсутствием заработка.

3Михаил Алексеевич Зиновьев (1832—1895), лифляндский губернатор, знакомый семьи Толстых, брат тульского губернатора Н. А. Зиновьева. Письмо к нему Толстого неизвестно.

420 мая 1891 г. из Москвы через Тулу проехали в Крым в специальном поезде императрица Мария Федоровна, жена Александра III, с дочерью Ксенией.

5Это письмо М. К. Элпидина неизвестно.

6Мария Кирилловна Кузнецова (р. 1867), домашняя портниха Толстых.

7Деменка — деревня около Ясной Поляны.

8Оно неизвестно.

9Поэт А. А. Фет с женой Марией Петровной.

10М. Ф. Крюков рассказал про крестьянина из деревни Головеньки (около Ясной Поляны), судившегося со своими братьями и повесившегося после того, как у него по постановлению суда сломали избу.

11По переписке книги «Царство божие внутри вас».

12Абзац редактора.

1891 г. Мая 22. Я. П.

Очень рад б[ыл] получить от вас известие, дорогой В[асилий] И[ванович], а то долго ничего не знал о вас, я уж боялся, что вам не хорошо; рад особенно тому, ч[то] ваша жизнь сложилась так хорошо. Очень жаль, что не пришлось повидаться и познакомиться с вашей милой женой, к[оторую] люблю уж за то, ч[то] она вас любит. М. Арн[ольд] правда, что труден. 1Есть ли теперь охота и надобность в переводной работе? Хотя очень трудно найти помещение переводам, так много переводчиков и у каждого журнала свои, я бы поискал что полегче. Вы пишете о своем душевном состоянии (ч[то] интереснее для меня всего), ч[то] молитвенное настроение наступает редко, а ч[то] больше состояние, подобное сну. Это общий удел людей, важно только знать, что состояние сна есть состояние сна и не верить ему, а верить одному бодрственному состоянию, когда чувствуешь свое общение с б[огом]. А то бывает, что оба состояния считаешь равноправными и безразлично отдаешься тому и другому. Этого не надо. Я стараюсь всегда, когда сонное состояние тяготит, когда в нем являются соблазны, не верить им, а вспомнить, что я сплю, как это вспоминаешь в кошмаре, и очнуться.

2Мы живем хорошо. Я очень занят писанием: пишу всё то же, стараясь уяснить необходимость принятия христианского жизнепонимания и вытекающей из него деятельности. Пишите мне почаще. Привет В[ере] В[ладимировне] и Коле. Целую вас. Наши все кланяются.

Л. Толстой.

На обороте : Харьков. Контроль Курско-Харьковско-Азовской жел. дороги.

Василью Ивановичу Алексееву.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 318. Датируется по почтовым штемпелям и записи в Дневнике Толстого 22 мая (см. т. 52, стр. 32).

Ответ на письмо Алексеева от 12 мая из Харькова.

1В. А. Алексеев писал, что жена его отказалась переводить рекомендованную Толстым книгу М. Арнольда ввиду ее трудности.

2Абзац редактора.

1891 г. Мая 22. Я. П.

Как рад был получить ваше письмо, дорогие друзья Ольга Ал[ексеевна] и Мар[ья] Алекс[андровна]. Давно не было известий, и мы нет-нет с Машей поминали о вас.

Письмо ваше я получил один, Маша в этот же день уехала с Философовыми 1в деревню. Они очень звали ее, и как ей ни совестно было тратить на это деньги и оставлять свои дела здесь — и мою переписку, и главное больных, которых к ней. ходит много, нельзя было отказать.

Маша (так как ее нет теперь и она не прочтет этого письма) большая для меня радость. Я вижу, что она твердо стала на тот путь, на котором не может быть ничего дурного, а есть только одна радость всё большего и большего приближения к богу. Что бы с ней ни случилось, как бы и чем бы она ни увлеклась, (я нарочно допускаю эту возможность, в которой нет никакого вероятия), она не сойдет с того пути, который ведет к свету через все возможные испытания и искушения этой жизни. Она всегда недовольна собой, никогда не придумывает оправданий себе и своей жизни, а постоянно всё выше и выше ставит себе требования и, не замечая того, всё делается лучше и лучше.

В семье нашей идет всё по-старому. Ваш фаворит, М[арья] А[лександровна], — Илья, очень жалок, увлекается роскошной и праздной помещичьей жизнью и чует в глубине души, что это не благо, старается забыться, не думать. Я говорю с ним, когда могу, но «никто не придет ко мне, если не Отец привлечет к себе». Пути, которые идут все к одному и тому же, бесконечно разнообразны, и я верю, что он придет. Ближе всех ко мне после Маши Лева. Он в университете, перешел было с медицинского на филологический, а теперь хочет опять на медицинский. Опасно то, что он написал 2 повести, одну детскую в Роднике «Монте-кристо» — хорошую, другую, тоже недурную по мысли, в книжке Недели под заглавием «Любовь», подписано Львов. 2Он идет вперед, живет. Что будет, не знаю, но с ним мне радостно общаться. Соф[ья] Ан[дреевна] на-днях была в Петерб[урге], и была у государя, и он разрешил напечатать «Крейц[ерову] Сонату». Она очень этому рада. Она не совсем здорова и кланяется вам. Письмо ваше я отослал Маше, но, кажется, там неясно описано, где вы теперь, как далеко от прежнего места. Опишите поподробнее. Кажется, что эта ваша аренда хорошо будет вам. Да вам всё хорошо, потому что вы сами хороши. Мы часто думаем о вас, О[льга] А[лексеевна], по случаю смерти Наденьки, 3и я так понимаю ваше доброе и грустное чувство теперь. Я когда-то хотел написать такую басню, миф, что люди на салазках скатываются в пропасть, где они должны разбиться вдребезги, так что ничего от них не останется, и они дорогой, сидя на этих самых салазках, спорят и ссорятся о том, что один другому не дает усесться попокойнее или пачкает его одежду. Единственное дело, которое стоит делать нам всем на этих салазках, это то, чтобы вызвать радостную любовную улыбку друг у друга — вызвать любовь, то одно, что не разобьется в пропасти, а останется.

Я много занимаюсь писаньем. Пишу очень медленно, переделываю бесчисленное число раз и не знаю, происходит ли это оттого, что ослабели умственные силы, в чем дурного ничего нет, только бы способность любви росла, или оттого, что предмет, о котором пишу, очень важен. Предмет всё тот же — необходимость для людей нашего времени принять на деле учение Христа и что из этого будет.