Полное собрание сочинений. Том 59

18 Зачеркнуто: я еще не фервер

19И. Д. — Инспекторский департамент Военного Министерства.

1853 г. Июля 20. Пятигорск.

20 Іюля.

Я уже писалъ тебѣ, кажется, что я подалъ въ отставку. Богъ знаетъ, однако, выйдетъ ли и когда она выйдетъ теперь, по случаю войны съ Турціей. 1— Это очень безпокоитъ меня, потому что теперь я уже такъ привыкъ къ счастливой мысли поселиться скоро въ деревнѣ, что вернуться опять въ Староглад[ковскую] и ожидать до безконечности — такъ, какъ я ожидаю всего касающагося моей службы — очень непріятно. — Недели 1 1/ 2тому назадъ я пріѣхалъ въ Пятигорскъ и долженъ признаться, что я ожидалъ гораздо больше удовольствія отъ свиданія съ М[ашей] и В[алерьяномъ], 2чѣмъ вышло въ дѣйствительности. — Бѣдная Маша ѣздитъ по здѣшнимъ собраньямъ и находитъ, что это очень весело, а я, какъ ты можешь себѣ представить, нахожу, напротивъ, что это очень грустно. Грустно, вопервыхъ, то, что она находитъ удовольствіе въ дурномъ обществѣ, а еще грустнѣе то, что она такъ занята этими удовольствіями, что предпочитаетъ ихъ обществу брата, котораго не видала 2 года. Но несмотря на это я не могу все таки не радоваться на нее: какъ она мило, просто и благородно умѣетъ себя держать вездѣ. Валер[ьянъ], разумѣется, ужасно крѣпко цѣловалъ и обнималъ меня и сейчасъ же послѣ этихъ объятій замолчалъ и не зналъ, что говорить со мной. — Надобно знать, какъ я былъ экзальтированъ и какъ много ожидалъ отъ свиданія съ В[алерьяномъ] и М[ашей], чтобы понять, какъ сильно я разочаровался. Можетъ быть я, какъ и всегда, былъ слишкомъ susceptible; 3но дѣйствительно въ двѣ недѣли, которыя я съ ними, я не слыхалъ ни отъ того ни отъ другаго ни однаго не нѣжного — (нѣжности пожалуй), но душевнаго слова, которое бы доказывало, что меня любятъ, что я что нибудь значу въ ихъ жизни. Все это я пишу тебѣ смѣло, не боясь, чтобы при моемъ свиданіи съ тобой, случилось тоже самое. Мы уже это испытывали неразъ, и не можетъ быть иначе, потому что ни между кѣмъ изъ братьевъ нѣтъ такъ много общаго, какъ между нами съ тобой, и никто другъ друга такъ хорошо не понимаетъ. Вотъ тоже тет[енька] Т[атьяна] А[лександровна] я увѣренъ, что, ежелибы я съ ней 2 вѣка не видался, я нисколько не ошибся бы въ наслажденіи, которое я ожидаю отъ свиданья съ ней. 4— Благодарю тебя за твои распоряженія по Ясному. Я увѣренъ, что, ежели ты разъ принялся, то они будутъ не только хороши, но отличны. — Я просилъ прислать въ разныхъ письмахъ 200 р. с.; прикажи это сдѣлать. —

Валер[янъ] говорилъ мнѣ, что за домъ можно взять тысячи 2 сер.; сдѣлай одолженіе, узнай настоящую цѣну отъ покупщиковъ, ежели таковые есть — я бы желалъ продать домъ безъ себя. — Прощай, о себѣ ничего не пишу, потому что нахожусь въ самомъ непріятномъ положеніи кеизвѣстности насчетъ моей отставки, которая для меня теперь составляетъ важнѣйшій интересъ въ жизни. Толковать тебѣ все было бы долго, дѣло въ томъ, что или очень скоро, или очень не скоро я буду свободенъ. Отъ Мит[иньки] я получилъ письмо, въ которомъ онъ проситъ меня рекомендовать какіе-то химическіе припасы изъ его лавки. Очень грустно. Все пишу, но мало и дурно; для того, чтобы писать хорошо, нужно душевное спокойствіе, котораго у меня нѣтъ. Въ карты я не играю, и долговъ у меня нак[онецъ] 50 ц. Алексѣеву. —

Печатается полностью по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые отрывок из письма напечатан П. И. Бирюковым в Б, 1906, стр. 224; несколько больше дано П. А. Сергеенко в ПТС, 1, стр. 32.

Высочайший манифест о занятии русскими войсками Дунайских княжеств был издан 14 июня 1853 г. Поводом к войне между Россией и Турцией (1853—1856) в союзе с Англией, Францией и Сардинским королевством послужил восточный вопрос. Военные действия происходили на Дунае, Балтийском море и в Малой Азии, но главным образом в Крыму.

Относительно отставки Толстого Мооро писал ему 6 июля 1853 г.: «Милостивый государь Лев Николаевич. От генерала дано согласие на представление вас в офицеры полевой артиллерии, и может быть вас произведут без экзаменов, а представление выйдет не скоро. — Теперь Эдуард Владимирович приостановил вашу отставку, и спрашивает, будете ли вы ожидать производство или представить вас к увольнению от службы? Если вам придется ехать на экзамен в Петербург, то это выгоднее для вас, чем ехать на дом в резервную дивизию — что неизбежно с представлением вас к производству в пехоту. Потрудитесь уведомить скорее о решении вашем для доклада генералу, и дальнейшее распоряжение относительно отставки. — С истинным почтением имею честь быть милостивый государь вашим покорным слугою Г. Мооро».

Эдуард Владимирович — Бриммер. О нем см. прим. 2 к п. № 49.

Об этом письме Мооро в дневнике Толстого под 24 июля записано: «Получил письмо от Мооро: Бриммер задержал мою отставку».

Из письма Мооро видно, что Толстой в решении своем выйти в отставку уже поколебался. Под 4 июля в дневнике записано: «Алексеев пришел и заговорил о моей службе; это так взволновало меня, что я целый день писал письмо к Бриммеру и кажется написал хорошо». Письмо это неизвестно. Под 9—15 июля в дневнике записано: «Послал письмо... Бриммеру — порядочное и Мооро — скверное». Вероятно, эти письма были еще не об отставке, а об отпуске. Писал об этом Толстой и Н. П. Алексееву. Последний ответил письмом: «Милостивый государь Лев Николаевич. Я не могу вам дать отпуска до отставки вашей, а потому просил бригадного командира Левина, чтоб показывать вас в командировке в Москве за покупкою амуниции, но полковник не согласился на это; но просил передать вам просить отсрочки. Пишите Мооро и просите генерала, — всё будет по вашему желанию. Очень жалею, что не могу исполнить вашего желания. Примите уверения в искреннем почтении к вам вашего покорного слуги Н. Алексеева. 6 июля, 1853 г.». (Письмо не опубликовано; подлинник в АТБ.)

Вероятно, по получении этого письма Толстой записал в дневнике 4 сентября: «... ни отставки, ни отпуска мне нельзя дать».

2Гр. Мар. Ник. и Валер. Петр. Толстые.

3обидчивый;

4В дневнике Толстого под 9—15 июля записано: «Уехал из Старогладковской без малейшего сожаления... Приехав в Пятигорск, нашел Машу, пустившуюся в здешний свет. Мне было больно видеть это — не думаю, чтобы от зависти, но неприятно было расстаться с убеждением, что она исключительно мать семейства. Впрочем она так наивно мила, что в скверном здешнем обществе остается благородной... Как не достает у Валериана и Николеньки такта, чтобы не смеяться над наружностью и манерами людей, когда сами они так плохи в этих отношениях. Вообще мне было тяжело и грустно. Этого чувства я не испытаю, я уверен, свидевшись с Сережей, а еще более с Татьяной Александровной». Под 18 июля: «Холодность ко мне моих родных мучает меня».