Полное собрание сочинений. Том 56.

364. 140 32 . Т[аня] — дочь Толстого Татьяна Львовна Сухотина.

365. 140 33 . Бутурл[ин]. — Александр Сергеевич Бутурлин (р. 2 ноября 1845 г., ум. 4 апреля 1916 г.) — старый (еще с 1879 г.) знакомый Толстого, кандидат естественных наук, симбирский помещик, привлекался по делу Нечаева (сидел в тюрьме). Толстой ценил в А. С. Бутурлине ум и самостоятельность суждений. См. т. 50.

366. 140 33 . Беркенгейм. — Григорий Моисеевич Беркенгейм (1872—1919) — московский врач по детским болезням, в 1903—1904 гг. бывший домашним врачом в Ясной поляне. Был и в Астапове при последних днях Толстого. Г. М. Беркенгейму принадлежит статья: «Из воспоминаний о Л. Н. Толстом и его последних днях», напечатанная в «Русских ведомостях» 1911, № 256 от 6 ноября.

367. 140 33—34 . М[ихаил] С[ергеевич] — М. С. Сухотин.

20 июля. Стр. 141—142.

368. 141 22. письма ругательные. — Писем осудительных за статью «Не могу молчать» за июль и август 1908 г. в архиве Толстого сохранилось всего двадцать одно, в том числе одиннадцать анонимных. Из них только в пяти письмах делаются попытки доказать необходимость смертной казни. Так, анонимный корреспондент из Петербурга утверждал, что «только строгими мерами можно остановить негодяев»; Филькович из Виши полагал, что «без смертной казни на земле не может быть и мира между людьми. Животный страх смерти останавливает массу людей от своих преступных желаний»; из Гродно Толстому писали, что «Библия («Бытия» гл. 5) и законы всех культурных народов — за смертную казнь»; анонимная открытка из Петербурга гласила: «Убийство должно строго быть наказано: поднявший меч мечом да погибнет; оздоровляя почву, сорную траву не пересаживают, а уничтожают, чтобы как-нибудь и где-нибудь она не прижилась. Государственная власть — огородник, и ей очень дороги овощи, а не всякий чертополох». Какая-то «патриотка», как она подписалась, в следующих выражениях упрекала Толстого за его статью: «Вы — последователь учения Христа, Вы стараетесь проводить его в жизнь, Вы постоянно указываете на него всем людям, чтобы они не забывали его и ставили его во главу угла во всех своих делах, — и Вы же в своем последнем письме отступили от этого учения. Неужели Вы не видели, что оно возбудит злобу и ненависть вместо добра и любви, что оно разделит народ вместо его объединения? Всякий же поступок, имеющий следствием усиление зла, не есть добро, и Вы, очевидно, не любите наш народ, не жалеете его, что бросаете подобные искры в пороховой погреб! (ведь состояние России сейчас не лучше этого порохового погреба)». — Все остальные полученные Толстым письма этой категории в полной мере заслуживают данного им эпитета «ругательных». Вот несколько образцов этих писем: 1) анонимное из Москвы: «Когда ты издохниш старый пес, зловредный, когда ты перестаниш лаить ведь земля, тебя непринимает — отвержен, от церкви божий тебя давно ждет виселица с твоими друзьями, нет ты забыл и бога и родину окоянный, буд Николай І-й давно бы ты Христопродавец был повешен все эти пожелании, всех любящих бога и родину». 2) Тоже анонимное, со штемпелем почтового вагона Пермь — Нижний: «Ваше Сиятельство ты мерзавец из мерзавцев ты просиш отминить смертнюю казьнь убийцам играбитиля которыя унас из зоденик Атнимают Атцов удетей тебя самово сними надо — повесить как пса проклитова опомнись старая свинья Возми Ето письмо и помни что ты великій писатиль Нонибудь Виликим разбойником Опомнись». 3) «Русский гражданин» Н. Рожков из Пошехонья писал: «Граф Лев Николаевич! Прочел, старина, в наших жидовских газетах перепечатку твоего письма во французскую газету «Matin», в котором ты ратуешь против смертной казни у нас, под заголовком: «Не могу молчать»... Не можешь молчать? — Да разве ты уж такая большая «штукенция», что с таким апломбом и всенародно можешь обращать такую координацию к кому-либо?.. Не много ли, старина, на себя берешь! Вывороти-ка на другую сторону свой умишко да и смекни, и увидишь: филин в лесу также кричит... Или, думаешь, на твой короткий век дураков еще много будет?.. Ну, если так, пусть они тебя и слушают... Ведь, вот же, ты писал во все газеты: «Не убий никого...» А тебя так и не хотят никто слушать: твои ученики — антихристы ежедневно убивают да убивают мирных граждан и лучших людей! Еще пишешь в жидовские же газеты, чтобы тебя Русские власти повесили... С какой это стати! — когда сам скоро отправишься в Елисейския поля?.. Ежели нужно было тебя вешать, так это 25 лет назад, а не теперь... понял?..» Из Саратова была прислана вырезка статьи из местной черносотенной газеты под названием «Повесившийся Лев» с надписанным в ней наставлением:

«Смерть на носу, покайся, грешник, развратник». В анонимном письмо, опущенном в почтовом вагоне, присылались четыре газетные вырезки об убийствах и насилиях и написанное почему-то печатным шрифтом следующее обращение: «Читай, проклятый старец, и умиляйся деяниям взятых под твою защиту мучителей. Защищаешь мучителей, мерзавец, а не мучеников! Будь проклят!»

369. 141 23 . Верочка — Вера Сергеевна Толстая (1865—1923), племянница Толстого, дочь его брата Сергея Николаевича, сочувствовавшая его взглядам.

370. 141 23—24. с об[еими] С. — «Обе С.» — жена Софья Андреевна и дочь Александра Львовна («Саша»).

371. 141 24 . Нога болит все хуже и хуже. — С 17 июля 1908 г. у Толстого (несколько дней до этого жаловавшегося на слабость) стало заметно растяжение жил правой ноги. С 19 июля он был принужден лежать или сидеть в неподвижном положении, вытянувши больную ногу, на которую клался лед.

5 августа. Стр. 142—143.

372. 142 17. Работаю Круг Чт[ения] новый, дошел до 26-го. — Подразумевается — отдела. «Новый круг чтения» («На каждый день») разделен на 31 отдел, в которых последовательно раскрывается миросозерцание автора. См. прим. 7.

373. 142 18—19. Умилялся..... над сводом. — «Свод мыслей Л. Н. Толстого» — работа, производившаяся по замыслу и под руководством В. Г. Черткова и состоявшая в систематическом подборе мыслей Толстого по всем основным вопросам из всех его произведений. Толстой пользовался «Сводом мыслей» в июле — сентябре 1908 г. при работе над «Новым кругом чтения». Работа В. Г. Черткова и его сотрудников над составлением «Свода мыслей Л. Н. Толстого» глубоко трогала и умиляла Льва Николаевича. В. Г. Чертков впоследствии вспоминал об этом так: «Помню, как в то время он однажды был у нас и, обращаясь ко мне, сказал: «Я нынче утром занимался вами, читал ваш свод моих мыслей». Затем он вдруг замолчал, опустил голову, взял в руки лежавший на столе футляр с очками моей жены и стал пристально рассматривать, как он открывается и закрывается. Естественно очень заинтересованный тем, что он собирался сказать по поводу глубоко занимавшей меня работы, и не поняв, почему он остановился, я сказал ему шутя: «Да не отвлекайтесь же, Лев Николаевич, свод ваших мыслей важнее, чем очки!» Но он всё продолжал молча вертеть в руках футляр. И тут я заметил, что он потому замолчал, что слишком расчувствовался, чтобы продолжать говорить. В тот же день, идя с ним купаться и не желая потерять того, что он мне не договорил, я спросил его, одобряет ли он «Свод»? — «Как же можно не одобрять, — ответил он, — вот это настоящая моя биография, биография моей мысли. Я заглянул в «Свод», чтобы посмотреть, нет ли чего подходящего для «Круга чтения», стал читать отдел 8-й и зачитался. Я начал... и всё очень дельно и связно». И опять он прослезился от умиления, заметив при этом: «Однако, как я слаб стал». Потом он прибавил: «Но мне не хотелось бы, чтобы при жизни моей это печатали. Если после смерти кому-нибудь понадобится, тогда напечатают» (В. Чертков, «Об издании полного собрания мыслей Л. Н. Толстого», М. 1915, стр. 19).