Полное собрание сочинений. Том 53

6) Есть ли в Туле тюремный инспектор?

7) Сколько времени пройдет до места назначения по этапу?

8) Высчитать, что будет стоить вольный переезд.

1

Нынче, 4 Дек[абря], начинаю новое: писать, хотя бы и без связи, все те мысли, кот[орые] приходят мне, о смысле человеческой жизни.

Есть удовлетворение требований и желаний одной этой жизни и это мы называем счастьем, и есть удовлетворение требований и желаний бесконечной жизни, кот[орую] мы сознаем в себе, и это только есть то, что мы называем благом, тем благом, которое дает нам истина.

а) как ни больно начинать с отрицания, надо начать с освобождения от обмана, основанного на доверии.

1) Починка.

2) Соблазн детей.

3) Как я понял, что я работник.

4) Не может быть, чтобы вопрос жизни был неизвестен и подлежал возможности ошибки.

к 10 [5] воздержание от поступков — вода.

к 10 [6] Узкий путь.

2

Сознание накладывает печать божественности — дает свободу. Как только человек сознает, что он отдельное существо от мира, он освободился от мира. Сознание ведь есть не что иное, как сознание того, что есть такое мое отделение от мира, кот[орое] не должно быть. Если бы отделение мое от мира было такое, какое должно быть, то я бы не знал про него. Начинается сознание отдельности, когда я знаю, что нечто нераздельное представляется отделенным.

3

Пока нет в человеке сознания своей отделенности, и не может быть в нем истинной любви. Любовь начинается тогда, когда человек сознает свою вездесущую вечную душу отделенной от мира. Стремление души освободиться от этой отделенности и есть любовь.

4

Желание блага для себя есть пассивность, есть желание, чтобы мне служили, есть желание любви. Желание блага само в себе есть активность, служение другим, и любовь.

Как плод, рождающийся к новой жизни, переходит от пассивности к акти[вности]. Продолжается старое, но является новое.

5

До тех пор, пока челов[ек] не сознает, он готовится к послан- ничест[ву]. Как проснулось сознание — он послан.

6

Мальчики в 15—16 лет начинают курить именно п[отому], ч[то] пробудившееся сознание тормозит жизнь, по инерции стремящуюся по прежнему пути.

7

Какая глубокая мысль Шопенг[ауэра], что инстинкт служит только воле. Человек думает только о том, о чем ему хочется думать. А хочется ему думать о том, что нужно ему для того, чтобы считать свое положение правильным. Если он еще животное, он оправдывает еще животное...

Не могу выразить нынче.

[28—29 июля 1898 г. Я. П.]

Нынче ночью был разговор и сцена, которая подействовала на меня еще гораздо более, чем последняя ее поездка. Для характеристики разговора надо сказать, что я в этот день только что приехал в 12-м часу ночи из поездки за 18 верст для осмотра именья Маши. Я не говорю, что [в] этом был труд для меня, это было удовольствие, но все-таки я несколько устал, сделав около 40 верст верхом, и не спал в этот день. А мне 70 лет.

Под влиянием твоих разговоров, усталости и хорошего, доброго расположения духа, я лег спать с намерением не говорить ничего о том; что было, и в надежде, что всё это, как ты утешала меня, само собой сойдет на-нет. Легли. Помолчали. Она начала говорить.

О. Ты поедешь в Пирогово, будешь меня бранить Сереже?

Я. Я ни с кем не говорил, ни с Таней, дочерью.

О. Но с Таней сестрой говорил?

Я. Да.

О. Что же она говорила?

Я. То же, что тебе... мне тебя защищала, тебе вероятно за меня говорила.

О. Да, она ужасно строга была ко мне. Слишком строга. Я не заслуживаю.

Я. Пожалуйста не будем говорить, уляжется, успокоится и Бог даст, уничтожится.

О. Не могу я не говорить. Мне слишком тяжело жить под вечным страхом. Теперь, если он заедет, начнется опять. Он не говорил ничего, но, может быть, заедет.

Известие, что он приедет — как всегда бывало — может быть, а в действительности наверное — было мне очень тяжело. Только что хотел не думать об этом, как опять это тяжелое посещение. Я молчал, но не мог уж заснуть и не выдержал, сказал:

Я. Только что надеялся успокоиться, как опять ты будто приготавливаешь меня к неприятному ожиданию.

О. Что же мне делать? Это может быть он сказал Тане. Я не звала. Может быть, он заедет.

Я. Заедет он или не заедет, не важно, даже твоя поездка не важна, важно, как я говорил тебе, два года назад говорил тебе, твое отношение к твоему чувству. Если бы ты признавала свое чувство нехорошим, ты бы не стала даже и вспоминать о том, заедет ли он, и говорить о нем.

О. Ну, как же быть мне теперь?

Я. Покаяться в душе в своем чувстве.

О. Не умею каяться и не понимаю, что это значит.

Я. Это значит обсудить самой с собой, хорошо ли то чувство, которое ты испытываешь к этому человеку, или дурное.

О. Я никакого чувства не испытываю, ни хорошего, ни дурного.

Я. Это неправда.

О. Чувство это так неважно, ничтожно.

Я. Все чувства, а потому и самое ничтожное, всегда или хорошие или дурные в наших глазах и потому и тебе надо решить, хорошее ли это было чувство или дурное.

О. Нечего решать, это чувство такое неважное, что оно не может быть дурным. Да и нет в нем ничего дурного.

Я. Нет, исключительное чувство старой замужней женщины к постороннему мущине — дурное чувство.

О. У меня нет чувства к мущине, есть чувство к человеку.

Я. Да ведь человек этот мущина.

О. Он для меня не мущина. Нет никакого чувства исключительного, а есть то, что после моего горя мне было утешение музыка, а к человеку нет никакого особенного чувства.

Я. Зачем говорить неправду?

О. Но хорошо. Это было. Я сделала дурно, что заехала, что огорчила тебя. Но теперь это кончено, я сделаю всё, чтобы не огорчать тебя.

Я. Ты не можешь этого сделать потому, что всё дело не в том, что ты сделаешь — заедешь, примешь, не примешь, дело всё в твоем отношении к твоему чувству. Ты должна решить сама с собой, хорошее ли это или дурное чувство.

О. Да нет никакого.

Я. Это неправда. И вот это-то и дурно для тебя, что ты хочешь скрыть это чувство, чтобы удержать его. А до тех пор, пока ты не решишь, хорошее это чувство или дурное, и не признаешь, что оно дурное, ты будешь не в состоянии не делать мне больно. Если ты признаешь, как ты признаешь теперь, что чувство это хорошее, то никогда не будешь в силах не желать удовлетворения этого чувства, т. е. видеться, а желая, ты невольно будешь делать то, чтобы видеться. Если ты будешь избегать случаев видеться, то тебе будет тоска, тяжело. Стало быть, всё дело в том, чтобы решить, какое это чувство, дурное или хорошее.

О. Дурно я сделала, что сделала тебе больно, и в этом раскаиваюсь.

Я. Вот это-то и дурно, что ты раскаиваешься в поступках, а не в том чувстве, которое ими руководит.

О. Я знаю, что я никого больше тебя не любила и не люблю. Я бы желала знать, как ты понимаешь мое чувство к тебе. Как же бы я могла любить тебя, если бы любила другого?