Полное собрание сочинений. Том 44

Судьба сокрушает нас двояким образом: отказывая нам в наших желаниях и исполняя их. Но тот, кто хочет только того, чего хочет Бог, избегает обеих бед. Все обращается к его благу.

Амиель.

Счастье есть удовлетворение требований существа человека, живущего от рождения и до смерти только в этом мире; благо же есть удовлетворение требований вечной сущности, живущей в человеке. Разумный человек ищет не счастья, a блага.

Человек сошел с дороги, пришел к реке, заграждающей ему путь, и говорит, что тот, кто послал его итти, обманул его, и в отчаянии ломает руки, стоя над рекой, и бросается в реку, проклинает пославшего его, и погибает в ней, а не хочет знать того, что на том пути, с которого он сбился, были везде мосты и все удобства для путешествия. То же бывает и с людьми, сбивающимися с удобного и радостного пути жизни. Они недовольны жизнью, часто губят себя только потому, что сошли с того истинного пути, который ведет всегда только к благу, и не хотят признаться в своей ошибке.

Воля Бога совершится во всяком случае, буду ли я или не буду исполнять ее; но от меня зависит быть противником этой воли и лишить себя блага участия в ней или проводником ее, втянуть ее в себя, насколько она может вместиться во мне, в виде любви, и жить ею и испытывать ненарушимое благо.

Бог вошел в меня и через меня ищет своего блага. Какое же может быть благо Бога? Только то, чтобы быть собою.

Ангелус Силезиус.

Постоянное стремление в будущее, желание поскорее жить есть указание того, что благо впереди. Но благо это в этой жизни никогда не достигается, а это-то и показывает то, что благо, доступное человеку, есть постепенное приближение к нему.

Жизнь всегда благо для человека, полагающего свою жизнь в освобождении от зла, потому что то, в чем он полагает свою жизнь, неизбежно и непрестанно совершается.

Если веришь в Бога, то веришь, что всё, чтò совершается, всё — благо: страдания, болезни и др., что всё это — только приготовления к новой неожиданной радости. И потому человек бывает радостен в той мере, в какой он верит в Бога.

Не может человек быть истинно спокоен и радостен, если у него нет твердой веры.

Если человек живет бедственно, то причина всегда одна: отсутствие религии; то же и с обществом людей.

Жизнь человека без религии — жизнь животного.

Если ты чего-нибудь желаешь, чего-нибудь боишься, то это значит, что ты не знаешь того Бога любви, который есть в тебе. Если бы ты знал Его, то ничего не мог бы желать, потому что все желания того Бога, который живет в тебе, всегда исполняются; а ничего не боялся бы потому, что для Бога ничего не страшно.

Христос — великий учитель. Он проповедывал истинную всеобщую религию любви к Богу и человеку. Но не надо думать, что у Бога в будущем не могут быть еще более великие учителя. Думая так, мы не уменьшаем величия Христа, но утверждаем всемогущество Бога. Такие великие учителя будут, и, когда они придут, возобновится прежняя борьба, и опять побьют живого пророка, потому что обоготворяют умершего.

То же было и с Христом. Если бы он согласовал свое учение с тем, чтò тогда считалось истиной, он бы был только бедным евреем, и мир потерял бы драгоценнейшее сокровище религиозной жизни, радостную весть единой всеобщей и истинной религии.

Чтò, если бы он, как другие, сказал: никто не может быть выше и вернее Моисея? Он бы был ничто, и дух Божий покинул бы его душу. Но он общался не с людьми, а с Богом, слушался своих надежд, а не своих страхов. Он трудился для людей, с людьми и посредством людей, верил в Бога, и чистый, как Истина, не побоялся ни церкви, ни государства и не смутился, хотя Пилат и Ирод подружились только затем, чтобы распять его. Мне всегда кажется, что я слышу голос этого возвышенного духа, который говорит мне и вам: «Не бойся, бедный брат, и не отчаивайся. Доброта, которая была во мне, возможна и тебе. Бог так же близок к тебе, как Он близок был тогда ко мне, и так же богат истиной, и так же готов вдохновлять каждого, кто захочет служить Ему».

Паркер.

Истинная религия есть такое установленное человеком отношение к окружающей его бесконечной жизни, которое связывает его жизнь с этой бесконечностью и руководит его поступками. Потому-то во всех верах сущность ответов о том, зачем живет человек и чтò он должен делать, — одна и та же.

Сущность всякой религии только в ответе на вопрос: зачем я живу и какое мое отношение к окружающему меня бесконечному миру. Нет ни одной религии, от самой возвышенной и до самой грубой, которая не имела бы в основе своей установления такого отношения человека к окружающему его миру.

Не содержание известных учений, как божественных откровений (ибо это называется богословием), но содержание всех наших обязанностей вообще, как неизменных заповедей поведения, составляет сущность всякой религии.

По Канту.

Человек без религии, хоть и не сознаваемой им, т.-е. без какого-либо установленного отношения к миру, так же невозможен, как человек без сердца.

Кто ты? — Человек. — Какой человек? Чем отличаешься от других? — Я таких родителей сын, дочь, я старый, я молодой, я богатый, я бедный.

В каждом из нас живет особенный человек, мужчина, женщина, старик, старуха, мальчик, девочка; и в каждом из нас, особенном человеке, живет один высший дух. Так что каждый из нас вместе и Иван, и Мария, и высший дух. И когда мы говорим: «я хочу», то иногда это значит то, что хочет этого Иван или Мария, — или хочет этого тот высший дух, который живет в Иване и Марии. От этого-то и бывает часто так, что Иван и Мария хочет чего-нибудь, а высший дух, живущий в них, не хочет этого.

Бога никак нельзя понять умом. Мы знаем, что Он есть, только потому, что знаем Его не умом, а всем существом своим: знаем Его потому, что сознаем Его в себе.

Истинная, разумная жизнь состоит в том, чтобы признавать причиной своих поступков духовное, не имеющее причины начало, и этим началом руководиться в жизни.

Люди же, не признающие духовного начала, берут в руководство поступков причинную связь физическую, — ту самую, которая так сложна, что мы никогда не можем знать ее; не можем знать ее потому, что каждое следствие есть следствие следствия.

И потому люди, не признающие духовного начала, никогда не могут иметь твердых оснований для своих поступков.

Сознание своей отделенности от всех и вместе с тем зависимости от всего и есть основа жизни. Как же, понимая это, думать, что жизнь не только человеческая, но всякого животного есть проявление только вещественного начала?