Полное собрание сочинений. Том 44

Ангелус Силезиус.

Люди часто говорят, что не могут понять того, чтò значит любить Бога. Любить Бога значит то, чтобы любить высшее добро, какое мы только себе можем представить.

«И один из них, законник, искушая его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки». (Мат., гл. 22, ст. 35—40.)

Любовь к ближнему без любви к Богу — всё равно, что растение без корней. Любовь к человеку без любви к Богу — это любовь к тем, кто нас любит, кто нам приятны, кто красивы и веселы. Такая любовь может проходить и часто даже из любви делается враждою. Когда же любишь ближнего оттого, что любишь Бога, то любишь и тех, кто не любят нас, кто неприятен нам, кто уродлив, гадок телом. Только такая любовь тверда, никогда не ослабевает и, что дальше, то больше укрепляется.

Любовь даст новый вид тому усталому, старому миру, в котором мы живем теперь, как язычники и враги друг друга; она согреет сердца так, что люди скоро увидят, как легко исчезнут и тщетная дипломатия государственных людей, и огромные армии, и флоты, и линии крепостей, и люди только будут удивляться, зачем предки их так долго трудились над этими ни на что ненужными, дурными делами.

Эмерсон.

Представить себе, что люди живут одной животной жизнью, не борются с своими грехами, какая бы была ужасная жизнь, какая бы была ненависть всех против всех людей, какое бы было распутство, какая жестокость! Только то, что люди знают свои грехи и борются с ними, делает то, что люди могут жить вместе.

Чисто обутый человек идет на цыпочках, осторожно обходит грязь, но раз оступился, запачкал обувь, он уже меньше остерегается, а когда видит, что обувь вся испачкана, уже смело шлепает по грязи, пачкаясь всё больше и больше.

Так и человек смолоду, пока он еще чист от дурных и развратных дел, бережется и сторонится от всего дурного, но стоит раз, другой ошибиться, и он думает: «берегись — не берегись, всё то же будет», и пускается во все пороки.

Не делай так. Запачкался — вытирайся и будь еще осторожнее. Согрешишь — кайся и еще больше берегись греха.

Когда человек сделал грех и понял, что он согрешил, ему две дороги: одна в том, чтобы признать грех и думать о том, как бы не повторять его, другая в том, чтобы, не веря своей совести, справиться о том, как люди смотрят на тот грех, который я совершил и совершаю.

Как только человек пошел по второй дороге, он попадает на накатанную дорожку. «Все так, отчего же мне не делать того же, чтò и люди». Вот это-то хождение по накатанной грехами дорожке и есть то, чтò называется соблазном. Но и живя в соблазне, для всякого человека приходит время, когда он чувствует зло соблазна и спрашивает себя: все-то все, да хорошо ли делают эти все? И тут опять две дорожки: одна та, чтобы самому обсудить, хорошо ли или дурно то, чтò все делают, или спросить себя: почему все, делая то, чтò делают, не считают этого дурным? И в ответ на это человек узнает установившуюся веру, по которой выходит, что то, чтò делают все, и есть то самое, чтò должно делать. Вот эти-то веры (суеверия) больше всего другого удерживают людей в дурной жизни.

Те люди, которые признают Бога Творцом и мир — произведением Бога, спрашивают: зачем сотворил Бог людей так, что они должны грешить, не могут не грешить? Вопрос этот точно такой, каков был бы вопрос матери о том, зачем Бог сотворил ее так, что для того, чтобы ей иметь радость ребенка, семью, ей нужно с муками родить ребенка, потом выкармливать, воспитывать его? Не проще ли было бы, если бы Бог сразу дал матери готового сына или дочь без родов, без кормления, без трудов, забот, страхов и радостей материнских. Никакая мать не спросит этого, потому что ребенок и дорог ей потому, что в родах, кормлении и выращивании детей была ее радостная материнская жизнь, если она была хорошей матерью.

То же и с человеческой жизнью: грехи, борьба с ними и победа над ними, — в этом смысл, сущность и радость человеческой жизни.

Буддисты считают пять главных грехов: 1) убийство, 2) воровство, 3) блуд, 4) ложь, 5) пьянство. Средства против них: 1) воздержание, 2) кротость, 3) трудолюбие, 4) смирение, 5) вера.

Добро, обличающее людей, утвердившихся в грехах, соблазнах и суевериях, часто совершенно искренно принимается ими за зло. Так что отказ от военной службы, от суда, представляется им чем-то возмутительным и преступным, смирение же и любовь к врагам — смешным и презренным.

Ничто очевиднее этого не показывает того, какая страшная опасность для человека привыкнуть к грехам, поддаться соблазну и признать суеверие за истину.

Если человек несчастен, то чтó следует ему прежде всего делать? Жаловаться на того или другого человека, на то или другое обстоятельство? Наполнять весь мир сетованиями и упреками? Конечно, нет. Все проповедники нравственности советуют никого не винить, кроме себя одного. Несчастный должен прежде всего признать, что он потому и несчастен, что был неразумен. Если бы он был верен природе и ее законам, то природа с ее неизменными законами дала бы ему благо, изобилие и счастье; но он не следовал законам природы, и она, истощив свое терпение, оставляет его без утешений и говорит ему: не этим, а иным путем, сын мой, достигнешь ты благополучия; этот путь, как ты сам видишь, ведет только к злополучию; брось его. Все моралисты советуют человеку прежде всего раскаяться в своих грехах и сказать себе: «Да, я не был достаточно разумен, я отступил от законов Божиих и последовал мнимым, ложным законам — законам дьявола. Поэтому-то я и дошел до этого состояния».

В сущности, то же самое происходит и с несчастными народами.

Карлейль.

Грехи угождения телу — самые обыкновенные, и нет такого человека, чтобы не был этим грешен. Вся жизнь человеческая — в освобождении от этих грехов. Грехи телесные — как слой земли на семенах. Без земли не выросло бы никакое семя; так же и без грехов телесных не могла бы расти душа человека.

Жить только для своего тела и нечестно и нерасчетливо. Жить только для своего тела это значит делать то же, чтó сделал тот рабочий, который хозяйские деньги, вместо того, чтобы купить, как велел хозяин, нужные для самого же рабочего вещи, промотал на свои потехи.

Бог дал нам дух свой для того, чтобы мы могли исполнять дело Божие, и чтобы нам самим было хорошо. А мы этот дух Божий тратим на служение своему телу. И дело Божие не исполняем, и себе делаем худо.