Полное собрание сочинений. Том 40

То, что мы называем блестящей мыслью, обыкновенно не что иное, как удачное выражение, которое, с помощью небольшой примеси правды, навязывается нам пленяющим нас заблуждением.

Зависть утаить невозможно. Она без доказательств обвиняет и присуждает; недостатки она преувеличивает; малейшие ошибки получают ужасающие названия, язык ее полон желчи и оскорблений. Настойчиво и свирепо она обрушивается на всё выдающееся своими достоинствами. Она слепа, дерзка, безумна, жестока.

Надо пробуждать в людях сознание их благоразумия и их силы, если хочешь способствовать подъему их духа. Те, которые в своих сочинениях настойчиво стараются выставить смешные стороны и слабости человечества, те не столько благотворно действуют на духовное развитие общества, сколько развращают его вкусы и наклонности.

Мы ошибаемся, воображая, что какой-либо нравственный недостаток несовместим с добродетелью или что соединение добра и зла чудовищно и необъяснимо. Только вследствие недостатка нашей проницательности мы не умеем согласовать явления, кажущиеся противоположными.

Пошлость большинства сочинений на нравственные темы происходит оттого, что авторы, страдая отсутствием искренности, представляя из себя только лишь отголоски друг друга, боятся высказывать свои собственные правила и затаенные чувства. И не только в деле морали, но и при обсуждении других вопросов почти все люди проводят свою жизнь в том, чтобы говорить и писать то, во что сами не верят; те же, которые еще сохраняют в себе частичку любви и правды, возбуждают к себе негодование и предубеждение общества.

Глядя на поступки людей, можно иной раз вообразить, что жизнь человеческая и события мира не что иное, как крупная игра, где дозволены все тонкости и уловки, чтобы завладеть добром ближнего, и где счастливый спокойно обирает менее счастливого или менее искусного.

Страх и надежда могут в чем угодно убедить человека.

Краткость нашего существования не может ни отвлечь нас от наших радостей, ни утешить в наших горестях.

Те, которые борются с суевериями народа, думают, что они выше народа. Так тот, кто в Риме говорил против священных кур, вероятно, считал себя философом.

Не надо бояться повторения старой истины, когда можно сделать ее более понятной посредством лучшего оборота или посредством освещения ее другой истиной или удачным подбором доказательств. Нужен особый талант для того, чтобы уметь понять соотношения мыслей и сгруппировать их. Важные открытия принадлежат не столько тем, которые первые высказали их, сколько тем, которые сумели применить эти открытия к делу.

Мы очень мало вещей знаем основательно.

Ясность избавляет нас от длиннот и служит лучшим доказательством правильности мысли.

Доказательство удачного (соответствующего) выражения — это когда при самых запутанных положениях его нельзя понимать двояко.

Несправедливо заслуженная известность всегда переходит в презрение.

Самые сильные страсти те, предмет которых близок. Таковы: любовь, игра.

Постоянство — это всегдашняя мечта любви.

Глупые люди всегда удивляются тому, что талантливый человек не совершенный дурак в своих личных делах,

Ничто не может успокоить завистника.

Нечестивец спрашивает бога: зачем ты сделал несчастных?

Насмешка — хорошее испытание для самолюбия.

Природа дала людям разные таланты. Одни рождены для творчества, другие для отделки; но позолотчика больше замечают, чем архитектора.

Не умеешь занять и повеселить сам себя, а хочешь занять и веселить других.

Нет такого лентяя, которому не тяжела бы была праздность. Войдите в кафе, все играют в шашки.

Советовать значит давать людям неизвестные им прежде мотивы поступков.

Если человек, часто хворающий, съест вишню и на другой день у него случится насморк, то, чтобы утешить его, найдутся люди, которые будут говорить ему, что он сам виноват в этом.

Можно быть очень дурного мнения о человеке и быть его другом. Мы не так уж утонченны, чтоб любить только совершенство. Есть даже пороки, которые нравятся нам даже в других.

Иногда мы призываем себе на помощь размышление, но оно бежит от нас; а бывает и так, что мысли толпой лезут в голову и не дают нам сомкнуть глаз.

Мы хотели бы лишить весь род человеческий его хороших свойств, чтобы оправдать наши пороки и поставить их на место добродетели. Так же как те, которые восстают против властей не для того, чтобы свободой уравнять людей, но для того, чтобы стать на место сверженных властей.

Немного внешнего лоска, много памяти с большой смелостью в суждениях против предрассудков — дают подобие обширного ума.

Не надо осмеивать общеуважаемые мнения, вы этим только оскорбляете людей, но не убеждаете их.

Неверие, так же как и суеверие, имеет своих поклонников. И как есть ханжи, которые отказывают Кромвелю даже в здравом смысле, так есть и такие, которые считают Паскаля и Боссюэта межеумками.

Разум производит философов, а слава — героев; одна добродетель производит мудрецов.

Искусно обставленная ложь поражает и ослепляет нас. Только правда убеждает и побеждает нас.

Нельзя подражать гению.

Соответственно усилению мышления умножаются и заблуждения.

Никто не может похвалиться тем, что он никогда не был презираем.

Нам недостаточно быть ловким, мы хотим, чтоб люди знали, что мы ловки. И мы часто, желая прослыть ловкими, лишаемся плодов нашей ловкости.

Тщеславные люди могут быть ловкими, но они не имеют сил молчать.

Кто сам себе внушает уважение, внушает его и другим.

Редко люди, желающие казаться огорченными, умеют притворяться всё то время, которое нужно для того, чтобы им верили.

Подлецу приходится переносить меньше оскорблений, чем честолюбцу.

Если бы люди не льстили друг другу, общество не могло бы существовать.

Мы часто убеждаем самих себя в истинности нашей лжи для того, чтобы она не была видна; мы обманываем самих себя для того, чтобы обмануть других.

Люди не понимают друг друга. Безумных людей гораздо меньше, чем мы думаем.