Полное собрание сочинений. Том 35

Когда стоящий в строю с палкою в руке солдат бьет проводимого сквозь строй казнимого, нравственная виновность этого солдата почти ничтожна 2436 2436 Зачеркнуто: вследствие той дисциплины, под влиянием которой он находится. Главное вследствие того, что . Если он откажется бить, его будут бить. И потому нравственная ответственность солдата, бьющего своего собрата, 2437 2437 Зач.: может быть добрым, нравственным человеком почти не существует. Офицер, который участвует в 2438 2438 Зач.: казни таком деле, уже более ответственен. Правда, он потеряет свое обеспеченное и сравнительно почетное положение, если откажется участвовать в 2439 2439 Зач.: казни жестоком деле, но 2440 2440 Зач.: офицер все таки легче может с делать это, чем солдат, он он не подвергается физическому насилию и может найти средства существования, хотя бы и худшего, помимо офицерства. И потому офицер уже более нравственно ответственен, 2441 2441 Зач.: в участии казни другого человека и не может быть нравственным человеком. и для того, чтобы участвовать в злом деле, оправдывая себя, должен уже подвергнуться нравственному извращению. Чем выше начальник, чем обеспеченнее его положение, чем легче он может устроить свою жизнь, отказавшись от участия в казни, тем он нравственно ответственнее, тем 2442 2442 Зач.: он безнравственнее, если принимает участие в ней ум и сердце его должны быть извращеннее. Человек же, как государь, который ничего не теряет, отказавшись от казни, жестокого, злого дела, и ничего не выигрывает от него, и вместе с тем дозволяет, требует, предписывает злые дела, как предписывал Николай казнь студента и тысячи других 2443 2443 Зач.: людей <���казней> злых дел, должен быть 2444 2444 Зач.: самый безнравственный человек существом с совершенно извращенным разумом и закаменевшим сердцем.

И таковы были и есть все властители и тем больше, чем они самовластнее, и таков был в высшей степени и Николай Палкин, как прозвал его истерзанный им народ русский.

Для того, чтобы в то время во главе русского народа стоял один человек, нужно было, чтобы этот человек был существо, потерявшее всё человеческое, лживое, безбожное, жестокое, невежественное и тупоумное, и который бы не только не знал этого, но был уверен, что он рыцарь правдивости и честности, мудрый правитель, благодетель своего народа.

И таков был Николай Палкин. Он и не мог быть иным. Вся жизнь его была приготовлением к этому.

Решение судьбы Хаджи-Мурата так же, 2445 2445 Зачеркнуто: кавказская как всех тех 2446 2446 Зач.: десятков сотен тысяч 2447 2447 Зач.: людей <���солдат, которые нападали на> жителей Кавказа, которых 2448 2448 Зач.: уничтожали их средства пропитания разоряли 2449 2449 Зач.: их жилища и убивали русские люди, поставленные в необходимость это делать, исходило из Петербурга, из высшей власти 2450 2450 Зач.: управляющей 60 миллионами русских, и ее слуг и помощников, управляющих Россией, т. е. 60 миллионами 2451 2451 Зач.: ру[сских] людей — мужчин, женщин и детей всех возрастов и состояний. Вершиною этой власти был в то время 2452 2452 Зач.: 56-летний здоровый, сильный, ловкий физически и 2453 2453 Зач.: совсем непросвещенный, тщеславный, 2454 2454 Зач.: самоуверенный испорченный лестью и властью самоуверенный 56-летний человек, Николай Павлович, дошедший в то время 1852 года до вершины своей власти и своего самообожания.

Глупый, как ему показался, ответ ученика рассердил его. Рассердившись же, всё уже, что останавливало его внимание, сердило его.

Стоявший на углу часовой сделал на караул. Николай взглянул на него и не одобрил его вскидку. «Это не то, — подумал он, — не так мы это делали с Мишелем».

И он вспомнил недавно умершего брата Михаила Павловича, и досадное и страшное чувство смерти охватило его.

То, что он убил и убивал палками тысячи людей, не мешало ему думать, что он благодетельный государь и не применяет смертной казни к заслужившему ее преступнику. Так он в начале своего царствования сам распорядился повешением декабристов, даже сам подробно расписав, какую дробь ударить в барабаны, его любимый музыкальный инструмент, в то время, когда подвезут пятерых казнимых к виселице, и какие ружейные приемы должны сделать войска, когда наденут им на головы мешки, и какие, когда они повиснут за шеи на веревках. Он, распорядившись всем этим, в то самое время как несчастных вешали, молился за них в церкви вместе с своей женой.

За Чернышевым и Долгоруким вошел в ленте и штатском мундире маленький пухлый старик с докладом о новых законах, прошедших в Государственном совете. Это был Блудов, друг декабристов, бывший министр, тогда начальник 2-го отделения канцелярии составления законов.

Он принес несколько докладов о новых законах и о комитете цензуры и о цензоре старике, статском советнике, посаженном на гауптвахту за пропущенную статью в журнале, осуждающую распоряжение министра. 2455 2455 Зачеркнуто: Это было время, когда Николай смело и решительно подавлял всякое проявление просвещения: число студентов было ограничено, писать ни о чем нельзя было, за границу не пускали, и шпионы и агенты 3-го отделения доносили и ловили всех людей, желавших просвещаться. Блудов по своим преданиям принадлежал к кружку людей, стремящихся к просвещению, соболезновал распоряжениям Николая, давящим просвещение: ограничение до трехсот числа студентов, запрещение поездок за границу, безумная строгость цензуры, шпионство, ссылки и наказания за печатные и даже изустные слова. Блудов соболезновал этому втайне, с приятелями, строго осуждая эти действия, но явно покорялся. Николай видел это и презирал его за это. Николай инстинктом чувствовал, что необходимая для России власть, такая, какую он имел, не совместима с тем, что Блудов, Елена Павловна, всякие профессора, Trissotin, как он называл их, считали просвещением. И потому он не считал просвещением то, что все считали просвещением, а просвещением считал всё то, что сходилось с его властью и что ему нравилось. И делал он это прямо, открыто. Он видел, что в Европе много властителей считали нужным делать уступки тому, что люди считали просвещением: 2456 2456 Зач.: а он считал глупостью одни делали эти уступки из популярничания, как Людовик Филипп, которого он ненавидел, другие из страха перед обществом, как его шурин прусский король, но он для себя и для блага России не считал этого нужным. 2457 2457 Зач.: Всё же, что не сходилось с его властью и не нравилось ему, он считал глупостями и запрещал, как он запрещал носить усы или курить на улице. А для того, чтобы люди умели покоряться, нужны были