Полное собрание сочинений. Том 34

Ах, мама, это ужасно, что вы говорите; не может Лиза полюбить другого.

Отчего не может? если она будет свободна. Найдутся люди в тысячу раз лучше вашего Феди и будут счастливы жениться на Лизе.

Мама, это нехорошо. Вы ведь, я знаю, думаете про Виктòра Каренина.

Отчего же не думать про него? Он любит ее десять лет, и она любит его.

Любит, но не так, как мужа. Это дружба с детства.

Знаем мы эту дружбу. Только бы не было препятствий.

Что вы?

Барыня посылали дворника с запиской к Виктору Михайловичу.

Какая барыня?

Лизавета Андреевна, барыня.

Ну так что ж?

Виктор Михайлович приказали сказать, что сейчас сами будут.

Только что о нем говорили. Не понимаю только, зачем. (Саше.) Ты не знаешь?

Может быть, знаю, а может быть, не знаю.

Всё секреты.

Лиза придет, она вам скажет.

А самовар подогреть надо. Возьми, Дуняша.

Горничная берет самовар и уходит.

Вышло, как я говорила. Сейчас же и послала за ним.

Послала, может быть, совсем не за тем.

Так зачем же?

Теперь, в эту минуту, Каренин для нее всё равно, что Трифоновна.

А вот увидишь. Ведь я ее знаю. Она зовет его, ищет утешения.

Ах, мама, как вы мало ее знаете, что можете думать это.

Да вот увидишь. И я очень, очень рада.

Увидим. (Напевает и уходит.)

И прекрасно. И пускай... И прекрасно, и пускай... Да...

Виктор Михайлович приехали.

Ну что же. Проси, да скажи барыне.

Горничная проходит во внутреннюю дверь.

Лизавета Андреевна прислала мне записку, чтобы я приехал. А я и так собирался к вам нынче вечером, так что очень рад... Лизавета Андреевна здорова?

Она здорова. Ребенок немножко беспокоится. Она сейчас придет. (Грустно.) Да, да, тяжелое время... Вы ведь всё знаете...

Знаю. Ведь я тут был третьего дня, когда было получено от него письмо. Но неужели это так и решено бесповоротно?

Еще бы, разумеется. Переживать всё, что было, еще раз, было бы ужасно.

Да, вот где десять раз примерь, а раз отрежь. Резать по живому очень трудно.

Разумеется, трудно. Но ведь их брак уже давно был надрезан. Так что разорвать было менее трудно, чем кажется. Он сам понимает, что после всего, что было, ему уже самому нельзя вернуться.

Отчего же?

Ну как же вы хотите после всех его гадостей, после того, как он клялся, что этого не будет, и что если это будет, то он сам лишает себя всех прав мужа и дает ей полную свободу.

Да, но какая же может быть свобода женщины, связанной браком?

Развод. Он обещал развод, и мы настоим.

Да, но Лизавета Андреевна так любила его...

Ах, ее любовь подверглась таким испытаниям, что едва ли от нее остается что-нибудь. Тут и пьянство, и обманы, и неверности. Разве можно любить такого мужа?

Для любви всё можно.

Вы говорите — любить, но как же любить такого человека — тряпку, на которого ни в чем нельзя положиться? Ведь теперь что было... (Оглядывается на дверь и торопится рассказать.) Дела расстроены, всё заложено, платить нечем. Наконец дядя присылает 2000 внести проценты. Он едет с этими деньгами и... пропадает. Жена сидит с больным ребенком, ждет, и, наконец, получается записка — прислать ему белье и вещи...

Да, да, я знаю.

Ну, вот, Виктор Михайлович явился на твой зов.

Да, меня немного задержали. (Здоровается с сестрами.)

Благодарствуйте. У меня до вас большая просьба. И мне не к кому обратиться, как к вам.

Всё, что могу.

Вы ведь всё знаете.

Да, я знаю.

Так я вас оставлю. (Саше.) Пойдем. Оставь их одних. (Уходит с Сашей.)

Да, он написал мне письмо, что считает всё конченным. Я... (удерживает слезы) так была оскорблена, так... ну, одним словом, я согласилась разорвать. И ответила ему, что принимаю его отказ.

Но потом?..

Потом? Потом я почувствовала, что это дурно с моей стороны, что я не могу. Всё лучше, чем расстаться с ним. Ну, одним словом, отдайте ему это письмо. Пожалуйста, Виктòр... отдайте ему это письмо и скажите... и привезите его.

Хорошо. (Удивленно.) Да, но как же?

Скажите, что я прошу его всё забыть, всё забыть и вернуться. Я бы могла просто послать письмо. Но я знаю его: первое движение, как всегда, будет хорошее, но потом чье-нибудь влияние, и он раздумает и сделает не то, что хочет...

Сделаю, что могу.

Вы удивляетесь, что я прошу именно вас?

Нет... Впрочем, надо говорить правду, — да, удивляюсь...

Но не сердитесь?..

Разве я могу на вас сердиться?

Я просила вас потому, что знаю, что вы любите его.

И его и вас. Вы знаете это. И люблю не для себя, а для вас. И я благодарю вас за то, что вы верите мне: сделаю, что могу.

Я знала. Я вам всё скажу: я нынче ездила к Афремову узнать, где он. Мне сказали, что они поехали к цыганам. И вот этого я боюсь. Этого увлечения я боюсь. Знаю, что если его не удержать во-время, он увлечется. Вот это-то и нужно. Так вы поедете?