Полное собрание сочинений. Том 34

— Я тебя научу, как мазать, — услыхал я голос полковника. — <���Петров, займи Игнатова>. Я тебе помажу. — И вслед за этим послышались удары и зверские крики: — Будешь мазать, будешь?

————

Что ж вы думаете, что я решил, что полковник изверг, что то, что я видел, было преступленье. Ничуть. Правда, любовь моя, т. е. та прелесть, поэзия любви, которую я испытал в тот вечер, кончилась. Я не мог теперь не видеть в ней, в ее этой ласкающей улыбке, того, что я видел в ее отце на площади. Но я не смел, не мог решить, что то, что я видел, было дурно. Это было ужасно, но если оно делалось, значит оно было необходимо, оно было стихийно <���вроде как грозы, бури>, и спорить с этим нельзя было, а надо было понять это и подчиниться этому. И я не мог ни того, ни другого, но и не мог решить, что это дурно. Вот и говорите после этого.

Л. Т.

1903, 6 августа Ясн. Пол.

<���Хорошо было во всех то, что мы не лгали, представляя из себя 284 284 Зачеркнуто: гражданских деятелей, борцов за принципы и всякую штуку. А кто учился для того, что интересовался наукой, так и разумел себя, и те, что учились людей, озабоченных только решением общественных вопросов, мучениками принципов — это 20-то лет, — а были просто молодые люди, какие всегда были и бывают молодые люди. Были такие, что интересовались точно наукой; были — большинство — такие, которые учились для карьеры и для того, чтобы папаша с мамашей не сердились; 285 285 Зач.: и не совестно было и были такие, к каким и я принадлежал, которые были заняты только тем, чтобы как можно веселее провести время.> И я право благодарен судьбе за то, что был в провинциальном университете в 40-х годах, <���а не был, как теперешняя молодежь, — простите, — невежественная, самоуверенная, гордящаяся тем, что она молодежь. По-моему молодежь, как и невинность, мила, когда она не знает себе цены, а когда же она хвастается этим, она противна. Я благодарен судьбе за то, что и с молоду был молод, а стал думать об общественных вопросах жизни тогда, когда ум окреп и узнал жизнь.>

Когда делали фигуры мазурки, я подолгу вальсировал с нею, и она, часто дыша, улыбаясь, говорила мне: «encore». И я вальсировал еще и еще, <���и когда надо было кончать, как-то неестественно казалось выпустить ее руки и перестать чувствовать движение ее тонкой спины на своей обнимающей ее левой руке.>

Заснул я только к вечеру и то после того, как пошел к приятелю и напился с ним совсем пьян, так что только на другой день опомнился совсем и стал ходить в университет и жить попрежнему.

Ну как же тут разобрать: хорошо это или дурно? Если это делалось и делалось всеми по приказанию свыше, то стало быть это так нужно было. Я так и рассуждал и после университета поступил в военную службу и хотя и не сумел выработать в себе такой же твердости, как у полковника, как видите, вышел в отставку поручиком, все-таки считал, что военная служба хорошее дело.

— Ну, а как же любовь? — спросили мы.

— Любовь как-то с этого самого бала пошла на убыль. Когда она так же, как это часто бывало с ней, с улыбкой на лице на минуту задумывалась, выражение лица ее казалось мне холодно жестоким, я сейчас же вспоминал полковника на площади, и мне становилось 286 286 Зачеркнуто: страшно. Но если вы думаете, что после того, что я видел, я решил, что полковник дурной человек, или что не надо делать того, что он делал, то вы ошибаетесь, напротив, я винил себя за то, что я слаб, и надеялся, что я сумею выработать себе такую твердость, как у полковника. как-то неловко, неприятно. И я всё реже и реже стал видаться с ней. Так и кончилось ничем. А она вышла замуж, и прекрасная вышла женщина.

— Ну, у вас все прекрасные, — сказал кто-то.

— Нет, истинно-прекрасная жена и мать. И, может быть, я бы счастливее был, кабы женился на ней, разумеется, если бы она пошла. Вот и судите тут, а вы говорите.

Я реже стал видаться с ней. И любовь моя так и кончилась ничем, а я поступил, как хотел, в военную службу и старался выработать в себе такое же твердое сознание своего долга, — я так называл это, — как у полковника, и отчасти достигал этого. И только к старости теперь понял весь ужас того, что я видел и что сам делал. Вот и судите тут, а вы говорите.........

Заблуждение состоит в том, что при действительном улучшении теперешнего положения рабочих и тем более при переходе орудий производства в собственность рабочих, производиться будут совсем другие предметы, чем теперь, и совсем другим способом, потому что совсем другие будут потребности людей и совсем иначе захотят работать люди. При обобществлении орудий труда должен произойти такой переворот в направлении труда, т. е. чтò будут производить, и в способе производства, который нам теперь трудно себе представить.

<���Нет рабства, т. е. принадлежности определенных людей определенным людям. Это определенное рабство имело свои ужасные безнравственные условия, и эти условия уничтожены, — это правда, но сущность рабства, т. е. принадлежность всего труда и даже всей внешней жизни одних людей другим осталась та же. Точно так же не только капиталист фабрикант, землевладелец, но всякий человек, принадлежащий к сословию господ, тот, который не имеет надобности продавать физический труд, есть рабовладелец и всякий человек, находящийся в необходимости продавать свой физический труд для пропитания себя и семьи, есть раб всех господ. Прежде были рабовладельцы определенных рабов. Теперь рабовладельцы — одно сословие господ, другое сословие — рабочий народ.

Говорят: это не рабы, а свободные люди, которые находят выгодным для себя работать в известных условиях, известное время. Эти самые люди могут улучшить свое положение и стать тем, что вы называете господами. И потом есть люди из господ, работающие по 10, 12 часов, и люди из народа, ничего не делающие.

Всё это правда.

Есть переходные положения между господами и рабами, есть люди наполовину господа, наполовину рабы — прислуга, прикащики и т. п., и есть люди временно рабы, переходящие в господа, всё это есть, но то, что есть, есть промежуточные люди, не исключает того, что есть резкое деление на рабов и господ, как не исключает то, что есть сумерки и рассвет, того, что есть резкое деление между днем и ночью. Господа — это те, которым чистят сапоги, которым говорят вы, у которых чистые бесполезные руки и которые большую часть времени ничего не делают. Рабы — это все те, которые чистят сапоги, выносят нечистоты, которым говорят ты, у которых грязные мозолистые руки, всегда работающие.