Полное собрание сочинений. Том 34

Суждение о том, что теперешнее положение рабочих, так называемый салариат, есть тоже рабство, хотя и признается некоторыми, признается не как действительность, а как некоторого рода метафора, большинством же вовсе не сознается и не признается.

А между тем то, что в нашем европейском мире все люди разделяются на малое число господ и большое число рабов, есть самая простая и очевидная истина, которую мы часто не видим оттого, что мы слишком привыкли считать рабством только ту форму его, которая была недавно уничтожена, новую же форму, заменившую старую, мы не признаем рабством, не видя в ней тех же черт личного произвола одного определенного лица над другими определенными лицами.

Но стоит нам вдуматься в сущность того, что составляет рабство, и в то положение, в котором находится среди нас рабочий народ по отношению к властвующим, достаточным классам, чтобы убедиться, что рабство не переставало существовать и только изменило свою форму, сделавшись из личного безличным, т. е.>

Сущность рабства есть то, что одни люди отдают весь труд всей своей жизни другим людям — господам. Господа же употребляют этот труд по своему произволу.

В этом рабство, и потому положение всех рабочих в нашем обществе есть положение рабское, с тою только разницею от прежнего рабства, что прежде были определенные рабы известных господ, которые властью правительства принуждались к полному повиновению известным господам, теперь же рабы суть те люди, которые, будучи правительством лишены имущества, постоянно держатся в необходимости продавать труд всей своей жизни тем, которые владеют имуществом, ограждаемым правительством.

<���Вот эта-то истина должна прежде всего войти в сознание человечества, для того чтобы могло совершиться освобождение рабочего сословия.>

Сходство между положением общества перед освобождением крестьян и рабов в том, что также большинством не сознается незаконность положения, что малая часть видит эту незаконность, считает невозможным исправить ее сейчас, а успокаивает себя теориями о том, что это сделается само собою, и малая часть людей, которые считаются безумными, хотят сейчас же изменить положение. Так было прежде, так и теперь. Но разница в том, что теперь вопрос поставлен гораздо глубже и сложнее, радикальнее, и потому решение гораздо труднее и должно встретить еще больше препятствий.

Прежде вопрос был в том, как отменить одну из явно возмутительных форм насилия, и это легко могло быть сделано правительственной властью, теперь вопрос о том, как уничтожить пользование одними людьми трудом других, пользование, основанное на неравномерном распределении собственности.

А между тем то, что в наше время и при нашем устройстве есть рабы и рабовладельцы, не может быть никакого сомнения. Люди, которые идут на работы, явно губящие их жизнь, и всю жизнь работающие чужую, противную и не нужную им, но нужную их хозяевам работу, могут делать это только потому, что они рабы тех, которые их заставляют так работать. Люди же, которые могут заставлять других людей для своей выгоды и удобства по своему произволу работать не нужную рабам и губительную для их жизни работу, — это несомненно рабовладельцы.

Рабы — это все те, которые нуждаются в продаже своего телесного труда и потому каждый день работают от утра до вечера, это те, которые живут или в казармах, или по домам, сами готовя себе еду, обмывая и очищая себя, те, у которых с черными ногтями мозолистые руки и которых называют черным народом и которые сами себя так называют в противуположность господ, которых они сами считают совершенно отличными существами. Рабовладельцы же это все те люди, которые не нуждаются в продаже своего физического труда и ничего не работают руками, кроме гимнастики для здоровья, большей частью ничего не работают даже и головой, а только развлекаются удовольствиями, это те, которые живут в просторных квартирах, едят пищу, приготовленную прислугой, и сами не чистят своих жилищ и одежд, заставляя делать это прислугу, это те, у кого белые, мягкие руки, это те, которых называют господами и которые сами себя считают вправе пользоваться трудом черного народа.

<���Рассмотрим для примера два рода рабов из тех самых, положение которых резче других поразило меня и которые представляют два различных характерных типа рабов: одни — железнодорожные грузчики, другие — женщины на ткацкой фабрике.> Если грузчики под угрозой лишения заработка покоряются требованиям надсмотрщиков, отрывающих их от обеда, сна, заставляющих перекатывать вагоны и делать всё то, что понадобится или захочется распорядителям, то разве это не полное рабство, хотя закон и не признает их рабами? И если на шелковой фабрике все женщины находятся в такой полной зависимости от хозяина, директора, смотрителя работ, что самая редкая из них может сохранить свою честь под давлением угрозы лишения заработка и приманкой увеличения его, то [разве] это не такие же невольницы, какими были крепостные?

Разве не такие же рабы лакеи, повара, горничные, переносящие всякие капризы, ругательства, иногда побои и исполняющие непосильные работы, только бы не потерять место. <���Рабство состоит в том, что всякий рабочий, продавший свой труд, отдается весь во власть хозяев, которым он продается.>

Различие от прежнего рабства только то, что, во 1-х, теперешний раб может (и то не всегда, а при весьма затруднительных условиях) перейти от одного рабовладельца к другому, вроде того, как это делалось за 50 лет тому назад в Юрьев день, и, во 2-х, то, что раб не числится по закону принадлежащим рабовладельцу, хотя в действительности он вполне, иногда больше, чем прежде, принадлежит ему.

<���Нежные, либеральные люди, особенно склонные к тому, чтобы не видеть этого общего рабства рабочего сословия, обыкновенно источник всего зла видят в неорганизованности труда, в жестокости капиталистов, заводчиков, фабрикантов, в синдикатах и т. п., а между тем, стоит только не закрывать глаза на то, что есть, чтобы видеть, что источник зла есть рабство, которое проявляется не в одних фабриках и заводах, а во всей жизни нашего общества, и что если видеть источник зла в отношении господ к народу, то виноваты все нерабочие люди: чиновники, ученые, художники, фабриканты, так же как капиталисты.>

Рабство нашего времени находится теперь в таком же периоде, в каком было рабство в Европе в XVII столетии, у нас в XVIII.

Положение крепостных в Европе в 18-м столетии представлялось людям того времени не рабством, а только естественным и неизбежным устройством жизни. Точно так же и по отношению к невольничеству: нужны были руки <���в Америку> на плантации в колониях, и из Африки привозили для этого негров, и это казалось не рабством, а средством обработки сахарных плантаций. <���Это был тот период рабства, во время которого оно не сознается.>