Полное собрание сочинений. Том 34

<���Причина основная есть законодательство, ограждающее несправедливость «священного права собственности».>

Все правительства ограждают священные права собственности. Но если есть какая-либо собственность и какая-либо собственность может называться священной, то это собственность своей жизни, своего труда. Какую же собственность ограждают все правительства, называя ее священной? Собственность, которую охраняют правительства, не есть собственность жизни, собственность труда, т. е. то, что никто не может отнять у другого человека — его жизни и его труда. Напротив, все правительства сохраняют награбленные произведения чужих жизней и чужого труда. Человек, грабящий труд рабочих, отдающий им 1/ 3, а 2/ 3берущий себе, будет пользоваться помощью правительства, его насилием, для того, чтобы заставить рабочего продолжать отдавать свой труд неработающему, и не примет просьбы рабочего о том, чтобы поддержать его требования о возвращении ему хотя 1 / 100отнятого у него же. Купец за бесценок скупил хлеб у крестьян, и правительство помогает ему взыскивать долг с раззоренного им мужика, если же голодный мужик похитит пуд муки, его сажают в тюрьму. Землевладелец обманул крестьян в пору нужды — требования податей и нанял за бесценок на свою работу. Если крестьянин не исполнит работы, правительство отнимает у крестьянина последнее. Если же крестьянин пустил лошадь, на которой он работал, в луга, его сажают в тюрьму. Существующий порядок с своими землями, отнятыми у рабочих и во власти дармоедов, с своими орудиями производства и огромными капиталами и товарами в одних руках, с своими насилиями податей прямых, на таможнях и с своими усмирениями стачек, есть постоянная вопиющая экономическая несправедливость, есть поощрение плутов, разбойников, бессовестных и угнетение тружеников, и правительство насилием поддерживает это положение, считая его законным и незаконным всякое нарушение этой незаконности — нарушением священного права собственности.

Помню, один умный человек из народа сказал мне, говоря про царствующую несправедливость: «Всё оттого, сказал он, что правительство прежде ограбило народ, отняло землю, подати, произведения труда, а потом установило законы, что нельзя грабить. Оно прежде, чем само грабить, установило бы эти законы».

Более полстолетия тому назад Прудон сказал: la propriété c’est le vol, 287 287 [собственность есть кража,] и все почувствовали ужас при этом произнесении всеми сознаваемой и скрываемой истины. Первое время о ней помнили, но вступили в свои права паучьи науки и своей паутиной закрыли, затемнили эту истину. Но истина от этого тем не менее осталась истиной, с небольшим прибавлением о том, что кража и грабеж есть не сама собственность, а ограждение ее.

Ведь в сущности оно и не может быть иначе. Ведь не прежде был разбор того, чем справедливо и чем несправедливо владеть, а потом закрепление владения насилием, а прежде было насилие, а потом наложена печать законности на то, что захвачено насилием или обманом, хитростью, которые всегда пристраиваются к насилию. Захвачена земля у тех, кто работает на ней, и собственность земли считается законною; отбираются и требуются подати, и это требование считается законным; захватываются сами рабы и то, что произвели рабы, [и это] считается законной собственностью. А как скоро есть незаконное насилие земли, податей, имущества, так неизбежно рядом с этим есть люди, пользующиеся нуждой тех, у которых отнята земля, отняты подати и которым нужны предметы, находящиеся во власти других. Является, кроме прямых насильников, около них армия мошенников, приобретения которых все признаются законными и поддерживаются насилием. И является рабство, только тем отличающееся от прежнего, что прежнее было прямое, теперешнее же передаточное вроде электродвигателя, который невидим, потому что работает вдали от того места, где он производит свое действие.

Говорят, что собственность есть естественное, прирожденное, всеми признанное право, но если это так, то право это не должно бы нуждаться в ограждении. Все естественные, прирожденные, признаваемые всеми права взаимного выбора супругов, рода занятий, места жительства, исповедания веры, не нуждаются в ограждении насилием именно потому, что они прирожденные и признаются всеми. Каждый человек, нарушая такое право по отношению к другому, скорее не только понимает, но чувствует, что этим нарушением он лишает себя возможности пользоваться этим правом.

<���Если в прежнее время, когда одни люди завоевывали других и убивали, били, брали дани и заставляли на себя работать, насилие было очевидно, потому что насилие повторялось постоянно, если же теперь, когда отбирают только произведения труда рабочих, в виде податей, и не дают им пользоваться землею и теми предметами, которые им нужны, насилие более скрыто, то это не изменяет сущности самого рабства. Точно так же, как и тогда, раб находится в полной власти рабовладельца и, точно так же, как и тогда, в случае его неповиновения, выступает то же грубое насилие, убийство, побои, заключение в тюрьму. Разница только в том, что теперь, кроме прямых насильников и рабовладельцев, правительства с войском и всякими чиновниками, есть еще большое количество посредствующих рабовладельцев: землевладельцы, капиталисты, заводчики, члены компаний и еще более отдаленные от прямого насилия, но столь же могущественные, как и первые, — банкиры, торговцы, их агенты и вся армия ученых, художников, духовенства.>

Теперешнее рабство в сравнении с тем, которое было прежде, подобно фабрике, движимой электродвигателем, находящимся вдали от того места, где он производит свое действие. Но удаление и невидимость двигателя от того места, где он производит свое действие, никак не может и не должно вводить людей в тот обман, что двигателя нет и что двигается всё само собой. Существует рабство, как и прежнее рабство, и держится оно на том же самом, на чем держалось прежнее и держится всякое рабство — на насилии, на том, что, если рабы не захотят исполнять волю хозяев, то их принудят к этому убийством, побоями, лишением свободы. Если же насилие это с убийством, лишениями свободы, побоями, подавляется теперь реже, то происходит это оттого, что рабы знают, что, как только они попытаются освободиться от своего рабства, явятся эти вооруженные люди и будут убивать, бить, сажать в тюрьмы.

Встарину завоеватель прямо, непосредственно заставлял рабов работать на себя и за неисполнение сам мучал, лишал свободы и убивал своих рабов. Если теперь капиталисты заставляют рабов работать на себя и платить себе дани не тем, что они сами прямо мучают, лишают свободы, убивают рабочих, а тем, что правительство, с которым капиталисты всегда в сделке, делает это через своих агентов, чтобы поддержать узаконения, заставляющие рабочих отдаться в волю капиталистов, то рабство всё такое же рабство и основано на том же насилии: на побоях, лишении свободы, убийстве. Рабство нового времени мало заметно нам, во 1-х, потому, что главные двигатели рабства: побои, лишения свободы, убийства, употребляются те же только во времена стачек и так называемых бунтов, а, во 2-х, потому, что насилие нового времени совершается не непосредственно, а через передачу, как через передачу действует на фабрике механический двигатель, стоящий в другом помещении.