Полное собрание сочинений. Том 33

Такимъ благод ѣтелемъ для Масловой оказался въ этотъ день даже конвойный чувашинъ. Онъ разр ѣшилъ ей идти тише и взялъ ей булку, которую она съ ѣла дорогой. Посл ѣ6-м ѣсячнаго сид ѣнья она такъ устала отъ этаго двойного путешествія изъ замка въ судъ и изъ суда въ замокъ, что она, когда ее привели къ воротамъ, и конвойный позвонилъ, она привалилась къ ст ѣнк ѣи вошла только тогда, когда надзиратель крикнулъ на нее:

— Барышня наша замаялась. Ну, иди, иди. Развились завитки то, — прибавилъ онъ, указывая на ея мокрые отъ пота и прилипшіе ко лбу волоса.

Она посид ѣла въ с ѣняхъ, пока ходили въ контору. Прошли арестанты со двора съ лопатами. Одинъ былъ тотъ самый Костиненко, который посылалъ ей записки, въ которыхъ изъяснялся въ любви.

— Ну что, оправдали?

— Проходи, проходи, не твое д ѣло, — сказалъ смотритель.

Маслова сид ѣла, снявъ платокъ и оправляя волосы.

— Н ѣтъ.

— Что жъ, куда?

— Каторга.

— Вона! Касацію надо.

— Проходи, говорятъ.

Черезъ 5 минутъ вернулись изъ конторы, и Маслова наконецъ очутилась дома, въ своемъ коридор ѣ, въ своей камер ѣ. 225

Было самое время чая. Въ коридор ѣ, къ кубу съ горячей водой, подходили и отходили съ чайниками арестантки. Шелъ неумолкаемый, въ много голосовъ, женскій говоръ и крикъ. Въ камер ѣвс ѣхъ подсл ѣдственныхъ было челов ѣкъ 30. Вс ѣони сами собой разд ѣлились на группы челов ѣка по 4, по три и такъ, этими группами, и пили чай т ѣ, у кого былъ чай. Были и такія, у которыхъ не было чая, — это т ѣ, которыхъ только что приводили. Вообще въ камер ѣпостоянно шло движенье. Одни выбывали, другія прибывали. 226

— Что долго такъ? — еще въ коридор ѣ, отходя отъ куба съ м ѣднымъ чайникомъ, окликнула входящую Маслову ея товарка, Авдотья Степановна, невысокая, полная женщина л ѣтъ 50, всегда говорившая громко, точно она кричала.

Она судилась за корчемство. Ее пос ѣщали ея д ѣти и носили ей чай сахаръ и всякіе гостинцы. У нея были и деньги. Но ее уважали вс ѣвъ камер ѣне только за ея деньги и достатокъ, но за р ѣшительный, правдивый характеръ. Въ томъ, что она не была преступница, но достойная уваженія женщина, была уб ѣждена не только она и вс ѣея товарки, но и надзирательница и смотритель. Од ѣта она была въ ситцевое старое платье, разстегнутое сзади. На с ѣд ѣющей голов ѣне было платка.

— Что долго? какъ разъ къ чаю привалилась. Иди, — сказала она, проходя быстрыми шагами мимо Масловой и поддерживая другой рукой раскачавшійся и плескавшій кипяткомъ чайникъ. — Что же, оправдали? — крикнула она, устанавливая чайникъ на полотенце на нарахъ.

— Н ѣтъ, — только проговорила Маслова, садясь подл ѣнея на нары, и тотчасъ же закуривая папироску. Ея туфли сбились на сторону и намяли ей пятку. 227

— Не тужи, касатка, — сказала старуха, утромъ провожавшая ее. — Везд ѣлюди живутъ.

Старуха эта была въ ихъ чайной компаніи. Старуха эта, м ѣщанка, судилась за 228 пріемъ краденныхъ вещей. Она развязывала полотняный узелокъ, въ которомъ у нея былъ чай и сахаръ.

— Отбила ноги, я чай? 229

Маслова между т ѣмъ разувалась и разд ѣвалась. Эта камера, съ кричащимъ въ ней народомъ, съ тяжелымъ запахомъ людского пота и дыханія, съ своими голыми нарами казалась ей радостнымъ пристанищемъ посл ѣсуда съ прокуроромъ и чуждаго города, по которому она два часа по середин ѣулицъ шагала между конвойными. Она облегчительно вздохнула, какъ добралась до своего м ѣста съ правой стороны отъ двери и, разд ѣвшись, тотчасъ же легла на нары, заложивъ обнаженныя, еще красивыя полныя руки подъ голову. Она закрыла глаза и, несмотря на страшный шумъ и говоръ кругомъ въ камер ѣ, — особенно кричала цыганка, бранившаяся съ сос ѣдками въ л ѣвомъ углу камеры, — забылась и на минуту заснула. Но визгъ цыганки и крикъ многихъ голосовъ разбудилъ ее.

— Что жъ, Любаша, будешь пить? — обратилась къ Масловой, какъ только она открыла глаза, четвертая компаньонка ихъ чая, Маша, д ѣвушка, дочь дьячка, обвинявшаяся въ убійств ѣсвоего ребенка, самый близкій челов ѣкъ Масловой. Это была средняго роста, б ѣлокурая, съ самымъ обыкновеннымъ русскимъ лицомъ д ѣвушка, въ полосатомъ ситцевомъ плать ѣ, съ большой косой. Всегда тихая, кроткая, робкая Маша пробыла дв ѣнед ѣли въ этой камер ѣи съ самаго перваго прихода своего полюбила Маслову и старалась всячески служить ей и облегчить ей жизнь.

— Чай хорошій. Налить?

— Ну, налей, чтоль, — сказала Маслова, подбирая ноги.

Чайникъ съ двумя кружками и чаш[кой] стоялъ на полотенц ѣ, на краю наръ. Съ одной стороны сид ѣла Степановна, закусывая калачемъ, съ другой старуха, пившая съ блюдечка. Маша сид ѣла напротивъ на узл ѣи разливала.

— Чтожъ это они? — спросила Маслова про крикъ въ л ѣвомъ углу.

— А кто ихъ разберетъ. За надзирателемъ пошли. Не под ѣлили чего то. Да пьяна опять. Хоть бы вино на время въ другую камеру посадили. А то все съ ней вм ѣст ѣ. Скучно ей одной будетъ?

— Кому, вину то?

— Оно найдетъ товарищей. Вишь, расп ѣваетъ.

И об ѣстарухи засм ѣялись; засм ѣялась и Маша. Степановна неодобрительно покачала головой.

Пришелъ надзиратель, что то разсудилъ, кому то пригрозилъ и увелъ съ собой растрепанную и отчаянно кричащую цыганку. Въ камер ѣотносительно затихло.

Маслова выпила кружку чая, по ѣла калача, оживилась и стала разсказывать своимъ п ѣвучимъ голосомъ, какъ ее судили, какъ говорилъ прокуроръ и судьи и какъ приговорили ее къ каторг ѣ. И какъ только выговорила слово каторга, опять заплакала.

— То то сл ѣпые, — сказала Степановна — кого надо осудить, оправдаютъ, кого надо оправдать, осудятъ. Видно, застилаетъ глаза мзда. Будешь 230 еще пить? Я засыплю.

Въ середин ѣчая послышался звонокъ внизу и свистокъ. Это значило — пов ѣрка. Вс ѣвышли въ коридоръ. Вошелъ дежурный офицеръ съ надзирателями. Вс ѣарестантки стали парами, въ два ряда. Второй рядъ клалъ руки на плечи первого ряда. Степановна стала позади Ивановны (старухи, судящейся за пріемъ краденаго), Маша — позади Масловой, и об ѣположили руки на плечи стоявшихъ впереди. Надзиратель перекликнулъ вс ѣхъ, сосчиталъ и вышелъ. Двери заперли, внесли вонючую парашку. Теперь надо бъ было ложиться.

Лежали пары тоже вм ѣст ѣ: Степановна съ Ивановной, Маша съ Масловой. Вс ѣразд ѣлись и лампу завернули. Прежде ч ѣмъ ложиться, вс ѣстали молиться. Ивановна молилась особенно долго. Маслова помолилась своей привычной молитвой: Богородица и Отче нашъ, которымъ она не приписывала никакого значенія, но повторяла по привычк ѣ. Маша молилась длинн ѣе. Когда Ивановна легла тоже, скрипя на своихъ доскахъ, между ними начался тихій разговоръ, какъ всегда по ночамъ, прежде ч ѣмъ засыпать. Такіе же разговоры велись и въ другихъ концахъ камеры. Вс ѣлежали. Не лежала только одна д ѣвушка, взятая недавно въ город ѣза воровство. Она зажгла огарокъ въ бутылк ѣи старательно шила. Она готовила себ ѣновое платье на завтрешнюю об ѣдню. Сид ѣла еще женщина, снявшая рубаху и давившая нас ѣкомыхъ.