Полное собрание сочинений. Том 33

— Я думалъ, что лучше: можно заниматься, читать. 254

Она молчала.

— Что же, вы читали?

— Н ѣтъ.

— Отчего же?

— Такъ, скучно.

Она не смотр ѣла на него и отв ѣчала отрывисто.

— Вы нездоровы, можетъ быть?

— Н ѣтъ, здорова.

— Скоро теперь пойдетъ партія. Я бы желалъ, чтобы бракъ нашъ зд ѣсь совершился.

Она молчала.

— Что жъ вы думаете?

— Я ничего не думаю.

— Можетъ быть, я вамъ пом ѣшалъ?

— Н ѣтъ, ничего.

— Ну, такъ прощайте. Я вижу, вы нынче не въ дух ѣ. — сказалъ Нехлюдовъ улыбаясь.

Она не отв ѣтила на его улыбку улыбкой, и не усп ѣлъ онъ выйти въ дверь, какъ она, подложивъ руку подъ щеку, опять легла на кровать.

— Зач ѣмъ думать о прежнемъ, Катюша. Помнишь, мы съ тобой говорили о Бог ѣ. В ѣришь ли ты въ Бога? 255

— Какой Богъ? Н ѣтъ никакого Бога, — съ злобой вскрикнула она. — И все вы притворяетесь. Вотъ когда вамъ нужна была я, тогда приставали; погубили — бросили. Ненавижу я васъ. Уйдите вы отъ меня. Не могу я съ вами быть. Я каторжная. Мн ѣхорошо. А я вамъ мука. Перестаньте вы меня мучить. 256

Бога? Какого Бога? Вотъ вы бы пожили такъ, какъ я жила у крестной, когда рожала, а вы въ мундир ѣщеголяли, за другими женщинами б ѣгали, развращали. А я, больная, безъ хл ѣба была. Ты мной хочешь спастись. Ты мной въ этой жизни услаждался, мной же хочешь и на томъ св ѣт ѣспастись. Противенъ ты мн ѣ, и очки твои, и пл ѣшь твоя, и жирная, поганая вся рожа твоя! Уйди, уйди ты! — Она вскочила, потрясая руками, съ искаженнымъ лицомъ. — Ха, ха, ха, ха! — захохотала она истерическимъ хохотомъ и упала на постель.

Нехлюдовъ ничего не говорилъ и ждалъ, ч ѣмъ это кончится. Онъ подошелъ къ ней близко и посл ѣколебанія, дотронуться до нея или н ѣтъ, робко положилъ ей руку на голову. Она отстранилась отъ него:

— Оставьте, оставьте, пожалуйста! Пожалуйста, уйдите. Нехлюдовъ молча вышелъ.

До отъ ѣзда партіи Катерина прожила въ лазарет ѣи оказалась очень хорошей сид ѣлкой. Передъ самымъ отъ ѣздомъ Нехлюдовъ опять повторилъ ей свое предложеніе, но она еще р ѣшительн ѣе отказалась.

Рано утромъ начались приготовленія и прощанія, и въ 8 часовъ всю партію повели на вокзалъ и посадили въ вагоны съ р ѣшетками. 257

Нехлюдовъ проводилъ ихъ и черезъ нед ѣлю, окончивъ д ѣло Натальи, по ѣхалъ за ними.

Пере ѣздъ по жел ѣзной дорог ѣ, на пароход ѣи потомъ шествіе по этапамъ, въ особенности это шествіе по этапамъ, и притомъ на каторг ѣ, представляли новыя и все новыя и такія ужасныя подробности, которыхъ онъ никогда не могъ бы себ ѣпредставить. Ужасно было то, что были собраны люди не бол ѣе безнравственные, ч ѣмъ вс ѣостальные (въ этомъ, ч ѣмъ дальше онъ вращался между ними, т ѣмъ больше уб ѣждался), не безнравственные, но бол ѣе впечатлительные, страстные, ч ѣмъ большинство. Были собраны эти люди, наложено на нихъ клеймо позора, т. е. отнято отъ нихъ самое сильное, сдерживающее людей свойство — стыдъ (каторжнику уже нечего стыдиться), потомъ вс ѣпоставлены въ самыя трудныя для челов ѣка условія полной праздности и отданы въ полную безконтрольную власть самыхъ грубыхъ людей, начальниковъ, которые, отчасти въ виду огражденія себя отъ отв ѣтственности, отчасти по нравственному нев ѣжеству, грубости природы и упоенію властью, выработали среди себя ужасающіе по жестокости пріемы обращенія. И этимъ своимъ обращеніемъ еще бол ѣе внушаютъ несчастнымъ подвластнымъ имъ людямъ полное отрицаніе какого бы то ни было сдерживающаго начала, полную распущенность нравовъ.

Подъ т ѣмъ страшнымъ давленіемъ нужды, страданій, угрозъ, подъ которымъ находились вс ѣэти люди, они всегда были въ томъ положеніи, въ которомъ находится челов ѣкъ, который горитъ или тонетъ. Челов ѣкъ, самый нравственный, когда горитъ или тонетъ, наступитъ на другаго челов ѣка, схватитъ его за волосы. Точно также и вс ѣэти несчастные. Они такъ измучены, что они безъ зазр ѣнія сов ѣсти д ѣлаютъ то, что на вол ѣсчитали бы немыслимымъ.

Начальники обирали деньги, принадлежавшіе преступникамъ, отнимали пожертвованное, заставляли на себя работать, крали на одежд ѣ, на пищ ѣ, на дровахъ, на л ѣкарствахъ, моря ссылаемыхъ холодомъ, дурной пищей, черезсильной работой. Били, насиловали, распоряжались вс ѣми подв ѣдомственными, какъ своими рабами. И д ѣйствительно, это были полные рабы т ѣхъ, кому они поручались. Какъ только люди д ѣлались острожными, каторжными, такъ они отр ѣзались отъ всего міра и д ѣлались добычей своего ближайшаго начальника.

Интересы заключенныхъ и пересылаемыхъ вс ѣсводились только къ тому, чтобы обманомъ, лестью, хитростью избавляться отъ давленія начальства, по крайней м ѣр ѣсмягчать это давленіе и развлекать свою праздность и наслаждаться.

Странно сказать: главная, если не единственная ц ѣль несчастныхъ — это наслажденіе, но это такъ: они стараются наслаждаться виномъ, табакомъ, игрою, п ѣснями, тщеславіемъ, молодечествомъ и, главное, развратомъ. На это направлены вс ѣихъ усилія.

Въ Тюмени, гд ѣпартія стояла полтора м ѣсяца и гд ѣсмотритель острога былъ особенно ласковъ съ Нехлюдовымъ и опять устроилъ Маслову сид ѣлкой въ больницу и гд ѣНехлюдовъ свободно ходилъ въ камеры и въ коридоры острога, онъ вид ѣлъ ужасающія сцены. Острогъ былъ весь пропитанъ тифозной заразой. Больница была полна, и больные лежали по камерамъ. Тутъ же шла игра въ карты, пьянство и ужасный противуестественный развратъ.

Нехлюдовъ никогда не могъ забыть то, что онъ вид ѣлъ въ первый день своего пос ѣщенія Тюменьской тюрьмы. Первое время его принимали за какого нибудь присланнаго отъ высшей власти чиновника, и смотритель величалъ его «ваше сіятельство», над ѣвалъ шашку и самъ водилъ его по камерамъ. Потомъ уже узнали на каторг ѣпро него, что онъ частное лицо, и перестали оказывать ему уваженіе.

Но въ Тюмени онъ еще считался важнымъ лицомъ. Въ особенности въ Тюмени считали Нехлюдова важнымъ лицомъ потому, что губернаторъ былъ ему знакомый челов ѣкъ, очень добрый и любитель спектаклей, остротъ, анекдотовъ и игры въ винтъ. Нехлюдовъ об ѣдалъ у него. Несмотря на дальній Сибирскій городъ, все у Губернатора было очень элегантно; жена его, милая хозяйка, хорошенькая женщина, sur le retour, 258 весело шутила съ Нехлюдовымъ и хот ѣла засадить его на другой дам[скій] столъ въ винтъ. Былъ ужъ готовъ столъ съ четырьмя св ѣчами и новой колодой атласныхъ картъ. Но Нехлюдовъ отказался, желая воспользоваться разр ѣшеніемъ пос ѣтить острогъ.

— Ну, все равно, прі ѣзжайте ужинать, — проводилъ его Губернаторъ, не вставая изъ за стола. Губернаторша же дала ему виноградъ и грушу, чтобы онъ зналъ, что у нихъ въ Сибири живутъ какъ люди.

Подъ вліяніемъ этого впечатл ѣнія изящества и избытка, главное — св ѣта Нехлюдовъ прі ѣхалъ въ острогъ. Смотритель тотчасъ же повелъ его наверхъ.