Полное собрание сочинений. Том 31

Николай Иванович (вынимает доску) . Так хорошо?

Столяр (налаживает рубанок) . Не больно. Вы смелей, вот так.

Николай Иванович.Да хорошо бы смелее. Да всё не ладится.

Столяр. Да и на что вашей милости столярное мастерство? И нашего брата развелось столько, что жить не дают.

Николай Иванович (опять работает) . Совестно жить праздно: не...

Столяр. Ваше дело такое. Вам бог дал именье.

Николай Иванович.Вот то-то и есть, что я считаю, что бог ничего не дал, а люди сами забрали, у своих братьев отобрали.

Столяр (в недоумении) . Это так. А всё же вам ни к чему.

Николай Иванович.Я понимаю, что вам странно видеть, что в этом доме, где столько лишнего, я хочу зарабатывать.

Столяр (смееется) . Нет, что ж, господа известное дело. Всего хотят доходить. Вот теперь шерхебелем пройдите.

Николай Иванович.Вы не поверите, смеяться будете, а я все-таки скажу, что жил я прежде так, не стыдился, а теперь я поверил Христову закону, что все мы братья, и мне стыдно так жить.

Столяр. Стыдно, так раздайте.

Николай Иванович.Хотел, да не удалось, жене передал.

Столяр. Да вам и нельзя. Привыкли.

Николай Иванович.Можно, можно, всегда можно.

Люба (входит) . Здравствуйте, Яков.

Столяр. Здравия желаю, барышня.

Люба.Борис поехал в полк. Я боюсь, что он там сделает, скажет что-нибудь. Как ты думаешь?

Николай Иванович.Что я могу думать? Сделает то, что есть в нем.

Люба.Ведь это ужасно. Ему так мало остается, и вдруг он погубит себя.

Николай Иванович.Он хорошо сделал, что не зашел ко мне; он знает, что я ничего ему иного не могу сказать, как то, что он сам знает. Он сам говорил мне, что оттого и вышел в отставку, что понимает, что нет более не только беззаконной, жестокой, зверской деятельности, как та, которая вся направлена только на убийство, но что нет унизительнее, подлее ее — подчиняться во всем и беспрекословно первому встречному старшему чином — он всё это знает.

Люба.Того-то я боюсь, что он знает это и захочет сделать что-нибудь.

Николай Иванович.Это решит его совесть, тот бог, который есть в нем. Если бы он пришел ко мне, я бы ему одно посоветовал: не делать ничего по рассуждению, а только тогда, когда этого требует всё существо. А то нет хуже. Вот я хотел сделать так, [как] велит Христос: оставить отца, жену, детей и идти за ним, и ушел было, и чем же кончилось? Кончилось тем, что вернулся и живу с вами в городе в роскоши. Потому что я захотел сделать сверх сил. И вышло то мое унизительное, бессмысленное положение. Я хочу жить просто, работать, а в этой обстановке с лакеями и швейцарами это выходит какое-то ломанье. Сейчас вот Яков Никанорович, вижу, смеется надо мной...

Столяр. Что мне смеяться. Вы мне платите, чайком поите. Я благодарю.

Люба.Я думаю, не поехать ли мне к нему.

Николай Иванович.Милая, голубушка, знаю, что тебе тяжело, страшно, хотя не должно бы быть страшно. Ведь я человек, понявший жизнь. Ничего дурного быть не может. Всё, что кажется дурным, только радует сердце. Но ты пойми одно, что человеку, пошедшему по этому пути, предстоит выбор. И бывают положения, когда весы божеского и дьявольского становятся ровно и колеблются. И тут совершается величайшее дело божие — и тут всякое вмешательство чужое страшно опасно и мучительно. Как бы сказать, человек делает страшные усилия перетянуть тяжесть, и тут прикосновение пальцем может сломать ему спину.

Люба.Да ведь зачем же страдать?

Николай Иванович.Всё равно, как мать скажет: зачем страдать? Роды не бывают без страданий. То же и в духовной жизни. Одно тебе скажу: Борис истинный христианин и потому свободен. И если ты не можешь еще быть тем, чем он, — не можешь, как он, верить в бога, через него — верь в него, верь в бога.

Марья Ивановна (из-за двери) . Можно?

Николай Иванович.Всегда можно. Вот нынче какой у меня раут.

Марья Ивановна.Приехал наш священник, наш Василий Никанорович. Он едет к архиерею, отказался от прихода.

Николай Иванович.Не может быть.

[Марья Ивановна.]Он тут. Люба, позови его. Он хочет тебя видеть.

Марья Ивановна.А еще я пришла к тебе сказать про Ваню. Ужасно себя ведет и учится так, что ни за что не перейдет. Я стала говорить ему, грубит.

Николай Иванович.Маша, ведь ты знаешь, что я не сочувствую всему тому складу жизни, который вы ведете, и их воспитанию. Это для меня страшный вопрос: имею ли я право видеть, как на моих глазах гибнут...

Марья Ивановна.Тогда надо что-нибудь другое, определенное, а что ты даешь?

Николай Иванович.Я не могу сказать что. Я одно говорю, первое: надо освободиться от этой развращающей роскоши.

Марья Ивановна.Чтоб они были мужиками — не могу я на это согласиться.

Николай Иванович.Ну, так не спрашивай меня. То, что тебя огорчает, так и должно быть.

Николай Иванович.Неужели покончили?

Священник.Не мог больше.

Николай Иванович.Не ждал я этого так скоро.

Священник.Да ведь нельзя. В нашем быту нельзя быть безразличным. Надо исповедывать, причащать, а когда познал, что это не истинно...

Николай Иванович.Ну и как же теперь?

Священник.Теперь еду к архиерею на испытание. Боюсь, что сошлют в Соловецкий. Думал одно время за границу бежать, вас просить, потом раздумал: малодушие. Одно — жена.

Николай Иванович.Где она?

Священник.Уехала к отцу. Теща была у нас и сынишку увезла. Это больно. Очень хотелось.... (останавливается, сдерживает слезы) .

Николай Иванович.Ну, помогай бог. Что же, вы у нас остановились?

Княгиня (вбегает в комнату) . Ну, вот и дождались. Он отказался и взят под арест. Я сейчас была там, меня не пустили. Николай Иванович, поезжайте вы.

Люба.Как отказался? Почем вы знаете?

Княгиня.Я сама была там. Мне всё рассказал Василий Андреевич. Он — член присутствия. Он прямо вошел и объявил, что он служить не будет, присягать не будет. Ну всё это, чему Николай Иванович его научил.

Николай Иванович.Княгиня! Разве можно научить?

Княгиня.Я не знаю, только не в этом христианство. Разве в этом христианство? Вот хоть вы, батюшка, скажите.