Полное собрание сочинений. Том 31

Герасим.Церковь признает и освящает власти, постановленные от бога.

Николай Иванович.Я знаю, что в евангелии сказано: не только не убий, но не гневайся, а церковь благословляет войска. В евангелии сказано: «Не клянись», церковь приводит к клятве, в евангелии сказано...

Герасим.Позвольте, когда Пилат сказал: «заклинаю тебя богом живым», Христос признал клятву, сказав: «да, это я».

Николай Иванович.Ну, что вы говорите. Ведь это смешно.

Герасим.Потому-то и не благословляет церковь каждому человеку толковать евангелие, чтобы он не заблудился, а как мать печется о детище и дает им по силам только толкование. Нет, позвольте мне досказать. Церковь не накладывает на своих детей бремена непосильные, а требует исполнения заповедей: люби, не убий, не укради, не прелюбодействуй.

Николай Иванович.Да, не убий меня, не украдь у меня моего краденого. Мы все обокрали народ, украли у него землю, а потом закон установили, закон, чтоб не красть. И церковь всё благословляет это.

Герасим.Прелесть, гордость ума говорит в вас. Покорить надо свой гордый ум.

Николай Иванович.Да нет, я вас спрашиваю, как по христианскому закону надо поступить мне, когда я познал свой грех ограбления народа и порабощения его землею, как поступить: продолжать владеть землей, пользуясь трудами голодных, отдавая их вот на это (указывает на лакея, вносящего завтрак и вино) , или отдать землю тем, у кого ограбили ее мои предки?

Герасим.Должны поступать так, как надлежит сыну церкви. У вас семья, дети, должны соблюдать и воспитать их прилично их сану.

Николай Иванович.Почему?

Герасим.Потому что вас бог поставил в такое положение. И если хотите благотворить, то благотворите, отдавая часть имущества, посещайте бедных.

Николай Иванович.Ну, а как же сказано богатому юноше, что нельзя войти богатому в царство небесное?

Герасим.Сказано, если хочешь быть совершен.

Николай Иванович.Да я и хочу быть совершен. В евангелии сказано: будьте совершенны, как отец ваш небесный.

Герасим.Тоже надо понимать, что к чему сказано.

Николай Иванович.Я и стараюсь понимать, и всё то, что сказано в нагорной проповеди, — просто и понятно.

Герасим.Гордость ума.

Николай Иванович.Да какая же гордость, когда сказано, что то, что скрыто от мудрых, открыто младенцам.

Герасим.Открыто смиренным, а не гордым.

Николай Иванович.Да кто же гордый: я ли, который считаю, что я такой же человек, как все, и который поэтому должен жить, как все, своими трудами, в такой же нужде, как и его братья, или те, которые считают себя особенными людьми, священными, знающими всю истину и не могущими заблуждаться и по-своему толкующими слова Христа?

Герасим (обидевшись) . Простите, Николай Иванович, я не считаться с вами приехал, кто прав, и не поучения слушать, а по просьбе Александры Ивановны заехал побеседовать. Вы всё лучше моего знаете, и потому я лучше прекращу беседу. Только в последний раз именем бога прошу вас: одумайтесь, вы жестоко заблуждаетесь и губите себя. (Встает.)

Марья Ивановна.Не угодно ли закусить?

Герасим.Благодарю вас. (Уходит с Александрой Ивановной) .

Марья Ивановна (к священнику) . Ну, что ж после этого?

Священник.Что ж, на мое мнение Николай Иванович говорили правильно, и отец Герасим никаких доводов не привел.

Княгиня.Ему говорить не дали, и главное, ему не понравилось, что сделали какой-то турнир. Все слушают. Он из скромности своей удалился.

Борис.Нисколько не скромность, а всё, что он говорил, так ложно. Так очевидно, что ему нечего сказать.

Княгиня.Да я уже вижу, что ты, по своей всегдашней вертлявости, уже теперь во всем начинаешь соглашаться с Николаем Ивановичем. Если ты так думаешь, то тебе не надо жениться.

Борис.Я только говорю: что правда, то правда, и не могу не говорить.

Княгиня.Тебе-то уж никак нельзя говорить этого.

Борис.Отчего?

Княгиня.Оттого, что ты беден, и тебе нечего отдавать. Впрочем, всё это не наше дело.

Николай Иванович (сидит задумавшись, потом улыбается своим мыслям) . Маша! Для чего это? Для чего ты пригласила этого жалкого, заблудшего человека? Для чего эта шумная женщина и этот священник участвуют в нашей самой интимной жизни? Разве мы не можем сами разобрать наши дела.

Марья Ивановна.Да что же мне делать, когда ты хочешь оставить детей без ничего. Не могу я этого спокойно перенести. Ведь ты знаешь, что я не корыстна и что мне ничего не нужно.

Николай Иванович.Знаю, знаю и верю. Но горе в том, что ты не веришь ни истине — ведь я знаю, ты видишь ее, но не решаешься поверить в нее, — ни истине не веришь, ни мне. А веришь всей толпе, княгине и другим.

Марья Ивановна.Верю тебе, всегда верила, но когда ты хочешь пустить детей по-миру...

Николай Иванович.Это-то и значит, что не веришь. Ты думаешь, я не боролся, не боялся. Но потом я убедился, что это не только можно, но должно, что это одно нужно, хорошо для детей. Ты всегда говоришь, что если бы не было детей, ты бы пошла за мной; а я говорю: если б не было детей, можно бы жить, как мы живем, мы губили бы одних себя, а мы губим их.

Марья Ивановна.Ну, что же мне делать, коли я не понимаю?

Николай Иванович.И мне что же делать? Ведь я знаю, зачем выписали этого жалкого, наряженного в эту рясу, человека с крестом и зачем Алина привезла нотариуса. Вы хотите, чтоб я перевел именье на тебя. Не могу. Ведь ты знаешь, что я люблю тебя 20 лет нашей жизни — люблю и хочу тебе добра, и поэтому не могу подписывать тебе. Если подписывать, то тем, у кого отнята, крестьянам. А так не могу. Я должен отдать им. И я рад нотариусу и должен сделать это.

Марья Ивановна.Нет, это ужасно. За что такая жестокость? Ну, ты считаешь грехом. Ну отдай мне. (Плачет.)

Николай Иванович.Ты не знаешь, что ты говоришь. Если я отдам тебе, я не могу оставаться жить с тобой, я должен уйти. Не могу я продолжать жить в этих условиях. Не могу я видеть, как не моим уж, а твоим именем будут выжимать сок из крестьян, сажать их в острог. Выбирай.

Марья Ивановна.Как ты жесток, какое же это христианство? Это злость. Ведь не могу я жить, как ты хочешь, не могу я оторвать от своих детей и отдать кому-то. И за это ты хочешь бросить меня. Ну и бросай. Я вижу, что ты разлюбил. И даже знаю, почему.

Николай Иванович.Ну, хорошо. Я подпишу. Но, Маша, ты требуешь от меня невозможного. (Подходит к столу, подписывает.) Ты хотела этого. Я не могу так жить. (Уходит.)