Полное собрание сочинений. Том 30

О, пой тогда мелодию ее любви, безумную мою надежду, среди золота и пожара тщетного нежного дня, умирающего в этот вечер.

( Франсис Въеле-Гриффин: «Поэмы и стихотворения».)]

[Энона, я думал, что, любя твою красоту, в которой тело с душой находит свое единство, я восхожу, укрепляясь сердцем и духом, к тому, что никогда не гибнет, не будучи создано, что ни холод, ни огонь, что ни прекрасно где-то, ни безобразно в другом месте; и я еще надеялся на прекрасную гармонию. Если бы я мог сопрягать лучшее и худшее, как певец, нежно любящий Полигимнию, соглашая низкий тон с высоким, извлекает благородный звук из своей лиры. Но моя смелость, увы! коченея, как мертвая, научила меня, что стрела, сделавшая меня влюбленным, пущена не из того лука, который без усилия сгибает Венера, родившаяся просто от самца, но что я потерпел от той последней Венеры, с робким сердцем, родившейся от слабой матери. Но всё же этот дурной мальчик, ловкий охотник, нагружающий свой колчан тонкими стрелами, со смехом машущий своим факелом, опускающимся только на нежные цветы, в один прекрасный день он вытирает слезы на очаровательно-свежем лице, и все-таки он бог, Энона, этот Амур. Но пусть улетели весенние птицы, и, я вижу, меркнут лучи ослабевшего солнца. Энона, боль моя, гармонический лик, великолепное смирение, сладостно-любезное слово, вчера, глядясь в тот замерзший пруд в конце сада, что покрывается падучим листом, я увидел на лице своем, что дни прошли.

( Жан Мореас: «Страстный пилигрим».)]

Образы, образы, образы ― белый, голубой, розовый, золотой ― низойдут с вязов на засыпающее дитя.

Образы!

Перышки, перышки, перышки ― чтобы устроить уютное гнездышко. Бьет полдень: наковальни смолкают; гул останавливается...

Перышки!

Розы, розы, розы ― чтобы умастить его сон благоуханиями, лепестки ваши темнеют возле румяной улыбки.

О, розы!

Крылья, крылья, крылья ― чтобы шуршать у его лобика. Пчелки и стрекозы ― это ритмы, что будут его баюкать.

Крылья!

Ветви, ветви, ветви ― чтобы сплести ему полог, ― сквозь него не столь открыто светы падут на птенчика.

Ветви!

Сны, сны, сны! В его раздумья едва раскрывшиеся, чуть проскользните вымыслами, чтобы сквозь них виделась жизнь.

Сны!

Феи, феи, феи ― чтобы разматывать сплетения видений, порханий во всех этих маленьких головках.

Феи!

Ангелы, ангелы, ангелы ― чтобы уносить в эфир странных маленьких детей, не хотящих остаться нашими ангелами... (Граф Роберт де Монтескью: «Голубые гортензии».)]

[пролог,]

[Мы рассчитываем без хозяина.]

Абзац редактора.

Абзац редактора.

Зачеркнуто: Вот моя естетика:

Зачеркнуто: Сарой Бернар

Зач.: De facto происходит то, что праздный человек, выучиваясь какому-нибудь мастерству матерьяльно бесполезному, такому, которым он умеет удовлетворять людские похоти, начинает потешать этим народ и считает, что он служит чему то очень важному — Искусству .

Зачеркнуто : Для того, чтобы нам признать искусство, надо признать в нем ясные твердые черты (пользы добра) — не материальной — т. е. добра.

Зачеркнуто : Что же такое искусство?

Я не знаю ни одного ясного и удовлетворяющего меня ответа на этот вопрос.

Самое обыкновенное и распространенное между людьми определение искусства есть то, что искусство есть некоторая человеческая деятельность, не имеющая целью матерьяльную пользу, но доставляющая людям наслаждение; при этом прибавляют обыкновенно: облагораживающее или возвышающее душу наслаждение.

Определение это соответствует понятию большинства людей об искусстве; но оно не точно и не совсем ясно, а допускает большую произвольность толкования.

Неясно оно тем, что соединяет в одно понятие искусство, как деятельность человека, производящего предметы искусства, и как чувство воспринимающего его; а допускает оно произвольность толкований тем, что не определяет, в чем именно состоит облагораживающее или возвышающее душу наслаждение; так что одно лицо может утверждать, что получает такое наслаждение от такого произведения, от которого другой не получает никакого. —

И потому для того, чтобы определить искусство, надо определить особенность этой деятельности и ее происхождение в душе того, кто производит, и особенность воздействия этой деятельности на душу людей, воспринимающих ее. Деятельность эта отличается от всякой другой деятельности, ремесленной, торговой, даже научной (хотя и имеет с этой последней большое сродство) тем, что деятельность эта не вызывается никакой нуждою матерьяльной, а доставляет как производителю, так [и] воспринимателю его особенного рода, так называемое, художественное наслаждение. Чтобы объяснить себе эту особенность, надо понять, что побуждает людей к этой деятельности? Как происходит художественное произведение?

Заключенное между этими знаками сносок в подлиннике на полях отчеркнуто Толстым с пометой : пр[опустить].

Заключенное между этими знаками сносок в подлиннике на полях отчеркнуто Толстым с пометой : пр[опустить].

В подлиннике : его предмет

В подлиннике весь абзац обведен Толстым чертой с пометой : пр[опустить].

Зачеркнуто : богатых

[художник по волосам,]

Зачеркнуто: ученые и художники считаются благодетелями человечества.

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике .

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Точки в подлиннике.

Далее в подлиннике следует место , отмеченное на полях пометой : пропустить]: