Полное собрание сочинений. Том 4

28 -гочисла гарнизонъ безъ выстр ѣла со стороны непріятеля оставилъ городъ и переправился на С ѣверную сторону, весь городъ гор ѣлъ, исключая Корабельной слободы, корабли были потоплены, погреба на батареяхъ и каменныя батареи были взорваны, исключая Николаевской, часть зарядовъ и пороху на 7, 8 и 10 №№ брошены въ море, кр ѣпостныя орудія частью (на 10 бастіон ѣ) съ отбитыми цапфами сброшены съ лафетовъ, а лафеты взорваны подв ѣшенными бомбами, частью сняты съ лафетовъ и зарыты въ ямы (на 6, 5 и отчасти 4), частью закл ѣпаны и отбиты цапфы (на 4, 3, 2 и 1 бастіонахъ), полевыя орудія частью перевезены, частью заклепаны или утоплены въ бухт ѣ.

————

[Сводный текст]

————

Напев Севастопольской песни.

Съ 7 часовъ утра на ветхой колокольн ѣНиколо-Кочаковскаго прихода гуд ѣлъ большой колоколъ. Съ 7 часовъ утра по проселочнымъ пыльнымъ дорогамъ и св ѣжимъ тропинкамъ, вьющимся по долинамъ и оврагамъ, между влажными отъ росы хл ѣбомъ и травою, пестрыми, веселыми толпами шелъ народъ изъ окрестныхъ деревень. Все больше бабы, д ѣти и старики. Мужику Петровками и въ праздникъ нельзя дома оставить: тел ѣга сломалась, въ гумённикъ подпорки поставить, плетень заплести, у другаго и навозъ не довоженъ. Земляную работу гр ѣхъ работать, а около дома, Богъ проститъ. Д ѣло мужицкое!

Кривой пономарь выпустилъ веревку изъ рукъ и с ѣлъ подл ѣцеркви, молча вперивъ старческій равнодушный взглядъ въ подвигавшіяся пестрыя толпы народа; отецъ Поликарпъ вышелъ изъ своего домика и, поднятіемъ шляпы отв ѣчая на почтительные поклоны своихъ духовныхъ д ѣтей, прошелъ въ церковь. Народъ наполнилъ церковь и паперть, пономарь пронесъ въ алтарь м ѣдный кофейникъ с водой, полотенце съ красными концами и старое кадило, откуда всл ѣдъ за этимъ послышалось сморканье, плесканье, ходьба, кашляніе и плеваніе.

Наконецъ движеніе въ алтар ѣутихло, только слышенъ былъ изр ѣдка возвышающійся голосъ отца Поликарпа, читающаго молитвы. Отставной Священникъ, сл ѣпой дворникъ и бывшій дворецкій покойнаго Хабаровскаго князя, дряхлый Пиманъ Тимоф ѣичь стояли уже на своихъ обычныхъ м ѣстахъ въ алтар ѣ. На правомъ клирос ѣстояли сборные п ѣвчіе-охотники: толстый бабуринскій прикащикъ октава, особенно зам ѣчательный въ тройномъ «Господи помилуй», его братъ Митинька, женскій портной, любезникъ и первый игрокъ на гармоник ѣ— самый фальшивый, высокій и пискливый дискантъ во всемъ приход ѣ, буфетчикъ — второй басъ, два мальчика, сыновья отца Игната, и самъ отецъ Игнатъ, 2-й Священникъ, бывшій 36 л ѣтъ тому назадъ въ архирейскихъ п ѣвчихъ.

На паперти толпа заколебалась и раздалась на дв ѣстороны: челов ѣкъ въ синей ливрейной шинели, съ салопомъ на рук ѣ, стараясь, должно быть, показать свое усердіе, кр ѣпко и безъ всякой надобности толкалъ и безъ того съ торопливостью и почтительностью разступавшихся прихожанъ; за лакеемъ сл ѣдовала довольно смазливая и нарядная барынька, л ѣтъ 30, съ лицомъ полнымъ и улыбающимся. За веселой барыней сл ѣдовалъ супругъ ея, Михаилъ Ивановичь Михайловъ, челов ѣкъ л ѣтъ 40. На немъ былъ черный фракъ, клетчатыя брюки съ лампасами, цв ѣтной пестрый жилетъ и цв ѣтной, очень пестрый шарфъ, на которомъ лежалъ огромной величины выпущенный не крахмаленный воротникъ рубашки. Въ наружности его не зам ѣчалось ничего особеннаго, исключая нешто длинныхъ, курчавыхъ, рыжеватыхъ волосъ съ проборомъ по середин ѣ, которые чрезвычайно отчетливо лежали съ об ѣихъ сторонъ его б ѣлесоваго, ровнаго и спокойнаго лица. Вообще онъ ходилъ, стоялъ, крестился и кланялся очень прилично, даже слишкомъ прилично, такъ что именно это обстоятельство не располагало въ его пользу.

Прибывшіе супруги стали около амвона. Прихожане съ почтительнымъ любопытствомъ смотр ѣли на нихъ: они съ спокойнымъ равнодушіемъ смотр ѣли на прихожанъ. — Об ѣдня все еще не начиналась.

— Гаврило, — сказала шопотомъ барыня.

Гаврило выдвинулся впередъ и почтительно пригнулъ свое ухо съ серьгой къ устамъ барыни.

— Попроси батюшку вынуть за упокой, вотъ по этой записк ѣ; да спроси отца Поликарпія, скоро-ли начнется служба?

Гаврило живо растолкалъ набожныхъ старушекъ съ книжечками и пятаками, столпившихся у боковыхъ дверей, и скрылся.

— Батюшка вел ѣлъ сказать, что очень хорошо-съ, а начнется скоро, — сказалъ онъ, возвратившись. — Кривой пономарь, хотя нетвердою отъ старости, но самоув ѣренною походкою, съ такимъ-же точно видомъ сознанія своего значенія, съ какимъ ходитъ Секретарь по Присутствію и актеръ за кулисами, вышелъ за лакеемъ и сталъ продираться сквозь толпу. Уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый комодъ, изъ котораго отставной солдатъ давалъ св ѣчи, и уже св ѣчи эти, переходя изъ рукъ въ руки, давно плыли передъ иконами Николая и Богоматери, a об ѣдня все не начиналась. — Отецъ Поликарпій дожидался молодаго Князя Нехлюдова. Онъ привыкъ ожидать его матушку, д ѣдушку, бабушку; поэтому, несмотря на то, что молодой Князь не разъ просилъ его не заботиться о немъ, отецъ Поликарпій никакъ не могъ допустить, чтобы Хабаровскій пом ѣщикъ, — самый значительный пом ѣщикъ въ его приход ѣ, — могъ дожидаться или опоздать.