Полное собрание сочинений. Том 2

Петръ Васильевичъ былъ мраченъ, и, какъ я посл ѣр ѣшилъ, мрачность эта происходила отъ уб ѣжденія, что онъ пожертвовалъ своей карьерой матери. Онъ на вс ѣхъ сердился за то, что онъ былъ почтительный сынъ матери и пожертвовалъ ей собою. Онъ дралъ съ мужиковъ, но самъ Богъ не разув ѣрилъ бы его, онъ, сердился бы и на Бога. — Онъ почтит[еленъ] [къ] матери.

* № 10.

Въ то короткое время, когда я вид ѣлъ вм ѣст ѣэти три лица: папа, Дуничку, какъ ее звала мать, и Петра Васильевича, вотъ что я усп ѣлъ зам ѣтить.

Папа былъ постоянно въ томъ же расположеніи духа, которое меня поразило въ немъ, когда мы прі ѣхали. Онъ былъ такъ веселъ, молодъ, полонъ жизни, что лучи этаго счастія распространялись на вс ѣхъ окружающихъ. — Онъ со вс ѣми сталъ еще добр ѣе, ласков ѣе, особенно съ Любочкой, къ которой, я зам ѣтилъ, въ немъ въ это время, кром ѣвсегдашней любви, присоединилось чувство какого-то уваженія, почти боязни. Разъ онъ, разговаривая о чемъ-то очень веселомъ на балкон ѣсъ Дуничкой, вдругъ взглянулъ на Любочку, покрасн ѣлъ и тотчасъ, покряхтывая и подергивая плечомъ, отошелъ отъ Дунечки. —

Съ Мими же, я зам ѣтилъ, онъ въ это время сд ѣлался особенно сухъ и обходилъ ее, какъ непріятное воспоминаніе. Вся его веселость вдругъ пропадала, какъ только онъ обращался къ ней.

Авдотья Васильевна, бывшая большей частью весела, необыкновенно мила и естественна, или вдругъ на нее находила такая заст ѣнчивость, что жалко было смотр ѣть на нее: она боялась каждаго взгляда, каждаго движенья, видимо съ ц ѣлью преодол ѣть свою заст ѣнчивость начинала безпрестанно говорить и говорила глупости, сама чувствуя и красн ѣя еще больше. Кром ѣтого, я зам ѣтилъ въ ея обращеньи дв ѣвещи, мн ѣтогда показавшіяся странными — она въ разговор ѣупотребляла безпрестанно вс ѣобыкновенные выраженія папа, разум ѣется, большей частью некстати и часто продолжала съ другими разговоръ, начатый съ папа, и говорила про то, чего мы вовсе не знали, какъ про вещь, которая вс ѣмъ должна быть изв ѣстна.

Другая странность была частыя мгновенные переходы отъ самаго веселаго расположенія духа, бывшаго ей обыкновеннымъ, къ какому-то безпомощно-унылому состоянію, которое однако продолжалось недолго. — Какъ я потомъ зам ѣтилъ, такіе переходы случались всякой разъ, какъ папа оказывалъ расположеніе другой женщин ѣили мущин ѣили даже вспоминалъ о любви своей къ кому нибудь. — Вообще же Дуничка мн ѣочень нравилась. Описывать ея красоту трудно, потому что она была очень правильна. Одинъ ея недостатокъ, общій вс ѣмъ красивымъ лицамъ, было однообразіе выраженія. Ея постоянное выраженіе было добродушно-веселое и вм ѣст ѣсъ т ѣмъ, какъ это ни покажется страннымъ, скучающее. —

Петръ Васильевичъ въ своей венгерки, которая была ему и узка и коротка, былъ чрезвычайно забавенъ. — Онъ говорилъ мало, даже боялся и не любилъ, когда его впутывали въ разговоръ, ѣлъ очень много и съ папа и со вс ѣми нами держалъ себя такъ, какъ будто былъ ув ѣренъ, что мы вс ѣтолько и ждемъ случая, чтобъ онъ забылся для того, чтобы пустить ему волчка въ волосы или гусара въ носъ, но что онъ не позволитъ никому манкировать. Онъ похожъ былъ на паяца, который, об ѣдая въ трактир ѣ, хочетъ быть просто пос ѣтителемъ. Съ нашими дамами онъ былъ весьма почтителенъ, со мной учтивъ, съ папа и съ Володей особенно величественъ и строгъ, несмотря на что папа и даже Володя иногда, едва удерживаясь отъ см ѣха, все таки называли его Полковникомъ .

После Петрова дня, имянинъ папа, Шольцъ ни разу не были у насъ, и я не видалъ ихъ больше, но папа до Августа м ѣсяца, почти каждый день, ѣздилъ къ нимъ. — Въ Август ѣ, должно быть, что нибудь случилось непріятное, потому что онъ, получивъ какое-то письмо отъ Петра Васильевича пересталъ ѣздить къ нимъ, былъ долго очень разстроенъ и у ѣзжалъ въ Тамбовскую деревню и къ Вахтину, своему пріятелю.

* № 11.

Однако в ѣрно Оперовъ былъ очень хорошій малый. Передъ экзаменомъ, когда мн ѣпонадобились тетрадки, потому что я не записывалъ, онъ предложилъ мн ѣихъ черезъ другаго товарища сказавъ, что онъ ужъ отдалъ ихъ, но возьметъ назадъ и дастъ мн ѣ, и сдержалъ слово. — Но и тетрадки Оперова были мн ѣне въ пользу: я не записывалъ и не слушалъ ничего впродолженіи всего курса, и голова у меня была такъ занята другимъ, что за нед ѣлю передъ экзаменами я зналъ изъ математики меньше того, что я зналъ на вступительномъ экзамен ѣ. — Ч ѣмъ же я былъ такъ занятъ эту зиму? <���Не кутежной веселой жизнью, какъ это часто бываетъ съ молодежью на первомъ курс ѣ; я только разъ былъ въ эту зиму на такомъ кутеж ѣу однаго товарища и очень остался недоволенъ этой забавой, не св ѣтской жизнью, потому что я, кром ѣвизитовъ, только бывалъ у Нехлюдовыхъ по вечерамъ и разъ былъ на одномъ концерт ѣ, который мн ѣоставилъ самое непріятное воспоминанiе.>

* № 12.

Глава 37. Сердечныя д ѣла. 143 143 Глава имеет и другой вариант заглавия, написанный карандашом: [ 1 неразобр. ] любви.

Не уединенными размышленіями, потому что я во всю эту зиму, кажется, полчаса не пробылъ одинъ, ежели же это случалось, то я инстинктивно скор ѣй брался за книгу какого-нибудь романа съ т ѣмъ, чтобы не думать. Даже разъ, приведя въ порядокъ свою комнату и найдя въ бумагахъ тетрадь съ надписью: Правила жизни , я только на секунду задумался, и какъ будто мн ѣжалко стало чего-то, но я тотчасъ же опомнился и съ усм ѣшкой спряталъ тетрадь въ ящикъ комода. «Интересно будетъ вспомнить объ этой глупости черезъ н ѣсколько л ѣтъ, когда я буду уже женатый, высокій мущина въ чин ѣКолежскаго Советника или что-нибудь такое», подумалъ я. Музыкой тоже упражнялся я мало, потому что по прі ѣзд ѣмачихи внизу всегда бывали гости, а у меня фортепьянъ не было. Но зато я вздумалъ было сочинить сонаты и купилъ себ ѣдля этой ц ѣли Генералъ-басъ Фукса. Довольно долго я читалъ Фукса, стараясь ув ѣрить себя, что я понимаю что-нибудь, также, какъ читаютъ книги на плохо изв ѣстномъ язык ѣ, но какъ только я бралъ нотную бумагу и начиналъ писать, то выходило, уже не говоря о томъ, каково на слухъ, на видъ выходила такая дичь, что я скоро бросилъ это занятіе, р ѣшивъ, что книга Фукса никуда не годится. Изъ уединенныхъ занятій главнымъ все-таки было чтеніе французскихъ романовъ, <���которымъ я продолжалъ предаваться со страстью>. Не смотря на то, что уже начиналъ обсуживать то, что я читалъ, и д ѣлать критическіе открытія, которыя очень радовали меня, и которыя я тотчасъ же сообщалъ вс ѣмъ своимъ знакомымъ. Я, наприм ѣръ, открылъ вдругъ, что только тотъ романъ хорошъ, въ которомъ есть мысль, открылъ тоже, что Монте Кристо не натурально, не могло быть, и потому нев ѣроятно, всл ѣдствіи чего самая мысль романа не можетъ принести пользу, и вс ѣмъ н ѣсколько дней разсказывалъ это открытіе, <���что мн ѣне м ѣшало однако проглатывать по 5 томовъ такихъ романовъ въ сутки>. —