Полное собрание сочинений. Том 2

3-я Зима. Мы одни. Володя уже разсудителенъ, практиченъ, разочарованъ. Я философъ. Папа въ деревн ѣ. Мими у нея, и Катенька умираетъ. Сестра въ Петербург ѣ. Я бол ѣнъ и выхожу изъ университета, соединяю философію съ практикой. Ѣду въ Хабаровку хозяйничать. —

3-я страница:

Общій планъ. Я д ѣлаю тысячу различныхъ плановъ въ юности, ничто не удается, ѣду 24 л ѣтъ на Кавказъ служить. Это начало молодости. —

1-й годъ университетской вакаціи. Отецъ женится, Володя <���волочи> охотится, я читаю книги и философствую. Въ Москв ѣотецъ ѣздитъ въ св ѣтъ, Володя тоже, я <���кучу и> начинаю учиться музык ѣи празднствую, не выдерживаю экзамена. 2-й годъ вакаціи. Отецъ скучаетъ. Володя волочится за Катенькой, и Мими у ѣзжаетъ отъ насъ. Является тетушка. Я <���охочусь> музицирую и охочусь. — Въ Москв ѣотецъ проигрываетъ ужасно много. Володя ѣздитъ въ св ѣтъ, Любочка <���тоже> выходитъ замужъ, я работаю <���и р ѣшаю>, но начинаю думать, что все не такъ. — 3-й годъ. Вакацій н ѣтъ для меня, потому что я бол ѣнъ; выздоров ѣвъ, я пускаюсь въ кутежъ и игру и не выдерживаю экзамена. Володя, напротивъ, работаетъ, изр ѣдка вы ѣзжаетъ. Отецъ въ середин ѣзимы, проигравшись, у ѣзжаетъ въ деревню. Его состояніе разд ѣляется съ нашимъ. Все время на меня благое вліяніе семейства Нехлюдовыхъ. 4-й годъ. Князь Иванъ Ивановичъ на имя Любочки покупаетъ Петровское. Я живу у сестры. Отецъ живетъ въ деревеньк ѣжены. Я ѣду хозяйничать въ Хабаровку, получаю чинъ, д ѣлаю глупости, живу тамъ зиму въ уныломъ отчаяніи. Володя живетъ зиму въ Петербург ѣ, въ гвардіи. 5-й годъ. Л ѣто я живу у сестры, зиму съ ней въ Москв ѣвъ длинномъ сюртук ѣ. Покупать машину и сд ѣлать[ся] членомъ Общества Сельскаго Хозяйства. 6-й годъ. Весну въ Петербург ѣдержать экзаменъ, Володя св ѣтъ, зиму въ Москв ѣсъ усп ѣхомъ въ св ѣт ѣ, это coup de grace, 145 145 [последний удар,] я б ѣгу на Кавказъ. Въ юности 4 фазы: 1) романтическіе мечты, планы, чтеніе романовъ, дурная музыка, 2) музыкальная, артистическая и либеральная [ 2 неразобр. ] у Руссо,

3) ученая, философская (особенно во время бол ѣзни), 4) Кутежная, игорная, забвеніе всего, 5) Безденежье и страстное хозяйство. <6)> Кончается спокойствіемъ и желаніемъ доживать в ѣкъ, 6) св ѣтская.

4-я страница:

«Юность» относительно 2-й половины. 146 146 Это — пометка для памяти, указывающая на то, что весь полулист, согнутый пополам, содержит в себе план второй половины «Юности».

Гл. 1 <���Ут ѣшеніе> Внутренняя работа.

Изъ положенія отчаянія, въ которое привело меня мое посрамленіе въ Университет ѣ, вывели меня надежда на будущее и умственная д ѣятельность. Передо мной открывалось безконечное моральное совершенство, не подлежащее ни несчастьямъ, ни ошибкамъ, и умъ съ страстностью молодости принялся отъискивать пути къ достиженію этаго совершенства. И это увлеченіе совершенно ут ѣшило меня и изм ѣнило мое положеніе отчаянія въ состояніе почти постояннаго душевнаго восторга. — Въ Москв ѣя только перечелъ старыя правила, окритиковалъ ихъ и придумалъ новыя подразд ѣленія, выводы и соображенія. Пристальное занятіе этимъ д ѣломъ я отложилъ до Петровскаго, куда мы скоро пере ѣхали вс ѣвм ѣст ѣ. —

Выпросивъ у отца комнатку во флигел ѣ, гд ѣникто не жилъ, я одинъ, безъ челов ѣка, поселился въ ней, такъ что самъ убиралъ комнату, и никто не м ѣшалъ мн ѣ; и тамъ-то начались для меня эти чудныя незабвенныя раннія утра отъ 4 до 8 часовъ, когда я одинъ самъ съ собой перебиралъ вс ѣсвои бывшія впечатл ѣнія, чувства, мысли, пов ѣрялъ, сравнивалъ ихъ, д ѣлалъ изъ нихъ новые выводы и по своему перестроивалъ весь міръ Божій. Я уже и прежде занимался умозрительными разсужденіями, но никогда я не д ѣлалъ этаго съ такой ясностью, посл ѣдовательностью и съ такимъ упоеніемъ. — Подъ вліяніемъ совершенно другихъ окружающихъ меня предметовъ и — главное, подъ вліяніемъ этаго умственнаго увлеченія, я совершенно забылъ свое Московское несчастье и былъ почти счастливъ. —

Одно изъ главныхъ стремленій на пути къ счастію, вложенныхъ въ душу челов ѣка, есть стремленіе къ самозабвенію, къ пьянству. Ежели это не пьянство наслажденья или любви, или труда, то это пьянство гордой умственной д ѣятельности. Я все это время былъ совершенно пьянъ отъ наслажденія копаться въ этой д ѣвственной земл ѣд ѣтскихъ впечатл ѣній и чувствъ и д ѣлать изъ нихъ новые, совершенно новые выводы. Ни семейныя д ѣла, ни прогулки, ни рыбныя ловли — ничто меня не интересовало. Я въ это время зам ѣтно охлад ѣлъ ко вс ѣмъ нашимъ. И я уб ѣжденъ, что выводы, которые я д ѣлалъ, были не только относительно меня, но положительно новые. Я чувствовалъ это по тому неожиданному, счастливому и блестящему св ѣту, который вдругъ разливала на всю жизнь вновь открытая истина. Я внутренно чувствовалъ, что, кром ѣменя, никто никогда не дошелъ и не дойдетъ по этому пути до открытія того, что открывалъ я. Никому не нужно было будить меня. Часто всю ночь я вид ѣлъ и слышалъ во сн ѣвеликія, новыя истины и правила, которыя днемъ оказывались вздоромъ, но которыя большей частью будили меня. Я вставалъ, умывался, выкладывалъ на столъ об ѣтетради, сшитыя въ четвертушку изъ 12-ти листовъ с ѣрой бумаги, садился за столъ, съ удовольствіемъ перелистывалъ прежде написанное, радовался, какъ много, и приступалъ къ дальн ѣйшимъ умствованіямъ. Но тотчасъ я чувствовалъ такой наплывъ мыслей, что я вставалъ и начиналъ ходить по комнат ѣ, потомъ выходилъ на балконъ, съ балкона перел ѣзалъ на крышу и все ходилъ, ходилъ, пока мысли укладывались. Тогда я записывалъ, и снова д ѣлался приливъ, и снова я выходилъ иногда даже на лугъ и въ садъ, въ любимую мою чащу малины, гд ѣд ѣлались мои великія философскія открытія. — Одна тетрадь была тетрадь правилъ, въ которой сд ѣлалось много новыхъ подразд ѣленій, другая тетрадь была безъ заглавія, это была новая филоссофія. Одна была приложеніе къ жизни, другая — отвлеченіе. Помню, что основаніе новой филоссофіи состояло въ томъ, что челов ѣкъ состоитъ изъ т ѣла, чувствъ, разума и воли, но что сущность души челов ѣка есть воля, а не разумъ, что Декартъ, котораго я не читалъ тогда, напрасно сказалъ cogito ergo sum, 147 147 [я мыслю, следовательно, я существую,] ибо онъ думалъ потому, что хот ѣлъ думать, сл ѣдовательно, надо было сказать: volo, ergo sum. 148 148 [я хочу, следовательно, я существую.] На этомъ основаніи способности челов ѣка разд ѣлялись на волю умственную, волю чувственную и волю т ѣл ѣсную. Изъ этаго вытекали ц ѣлыя системы. И помню радость, когда я въ согласіи выводовъ находилъ подтвержденіе гипотезы. Правила на томъ же основаніи подразд ѣлялись на правила: 1) для развитія воли умственной, 2) воли чувственной, и 3) воли т ѣл ѣсной. Каждое изъ этихъ разд ѣленій подразд ѣлялось еще на а) правила въ отношеніи къ Богу, в) къ самому себ ѣи с) къ ближнему. Пересматривая теперь эту с ѣрую криво исписанную тетрадь правилъ, я нахожу въ ней забавно-наивныя и глупыя вещи для 16-ти л ѣтняго мальчика; наприм ѣръ, тамъ есть правило: не лги никогда, ибо этимъ, ежели и выиграешь на время въ мн ѣніи людей, потеряешь потомъ; или въ правилахъ для развитія воли умственной: занимаясь какимъ-нибудь [д ѣломъ], устремляй на него вс ѣсвои силы. Но въ душ ѣсвоей я нахожу вм ѣст ѣсъ т ѣмъ трогательное воспоминаніе о томъ радостномъ чувств ѣ, съ которымъ я открывалъ и записывалъ эти правила. Мн ѣказалось, что теперь ужъ, когда правило записано, я всегда [буду] сообразоваться съ нимъ. — Потомъ въ жизни я старался прилагать эти правила, выписывалъ изъ нихъ важн ѣйшія и задавалъ себ ѣ, какъ урокъ, пріучаться къ нимъ. И много, много другихъ внутреннихъ движеній и переворотовъ произошло со мной въ это время; но къ чему разсказывать эту грустную по безплодности, закрытую моральную механику каждой души челов ѣческой. — Кром ѣтого, въ это же л ѣто я прочелъ Principes philosophiques 149 149 [Философские принципы] Вейса и н ѣсколько вещей Руссо и д ѣлалъ на нихъ свои письменныя зам ѣчанія. Въ голов ѣмоей происходила горячечная усиленная работа. Никогда не забуду сильнаго и радостнаго впечатл ѣнія и того презр ѣнія къ людской лжи и любви къ правд ѣ, которыя произвели на меня признанія Руссо. — «Такъ вс ѣлюди такіе же, какъ я, думалъ я съ наслажденіемъ: не я одинъ, такой уродъ, съ бездной гадкихъ качествъ родился на св ѣт ѣ. — Зач ѣмъ же они вс ѣлгутъ и притворяются, когда уже вс ѣобличены этой книгой?» спрашивалъ я себя. И такъ сильно было въ то время мое стремленіе къ знанію, что я ужъ не признавалъ почти ни дурнаго ни хорошаго. Одно возможное добро мн ѣказалась искренность какъ въ дурномъ, такъ и въ хорошемъ. Разсужденіе Руссо о нравственныхъ преимуществахъ дикаго состоянія надъ цивилизованнымъ тоже пришлось мн ѣчрезвычайно по сердцу. Я какъ будто читалъ свои мысли и только кое-что мысленно прибавлялъ къ нимъ.