Полное собрание сочинений. Том 2

Папа р ѣдко об ѣдалъ дома — 2 раза въ нед ѣлю въ англійскомъ клуб ѣ, у Кнезь Иванъ Иваныча по воскресеньямъ, или еще гд ѣ-нибудь, такъ что большей частью разливала супъ и первое м ѣсто занимала Мими. Когда гостей не было и насъ безъ Володи оставалось пятеро, мы об ѣдали за круглымъ столомъ въ гостиной, передъ диваномъ. Съ т ѣхъ поръ, какъ за об ѣдомъ стала председательствовать одна Мими, мы, я и Володя, позволяли себ ѣприходить въ середин ѣили вставать изъ за об ѣда, сид ѣть развалившись, спрашивать по 2 раза кушанье, пить вино стаканами и т. п., все вещи очень обыкновенныя, и, можетъ быть, удобныя, но которыя д ѣлали то, что семейный об ѣдъ и кружокъ вм ѣст ѣсъ своимъ decorum сталъ мало-по-малу терять для насъ всю свою прежнюю прелесть. Об ѣдъ уже пересталъ быть, ч ѣмъ онъ былъ прежде — патріархальнымъ и вм ѣст ѣторжественнымъ, какъ молитва, обычаемъ, соединяющимъ все семейство и разд ѣляющимъ день на 2 половины. Мы сбирались ѣсть, но не об ѣдать. Когда папа такъ, какъ въ эту страстную середу, об ѣдалъ дома, было только весел ѣе, но все-таки не было той торжественной прелести, которая была при покойниц ѣmaman и въ особенности при бабушк ѣ. Когда она бывало въ чепц ѣсъ лиловыми лентами бочкомъ выплывала въ столовую, и въ комнат ѣвоцарялось мертвое молчаніе, и вс ѣожидали ея перваго слова. —

Мы уже с ѣли за столъ, когда Володя съ Дубковымъ и Нехлюдовымъ вошли въ залу.

Папа, какъ мн ѣпоказалось, былъ очень радъ имъ, онъ видимо боялся скуки предстоящаго об ѣда съ старой Анастасьей Дмитревной и д ѣтьми; я зам ѣчалъ это по тому, какъ онъ подергивалъ плечомъ и все переставлялъ вокругъ себя графинчикъ, стаканъ и солонку. —

— «Садитесь, садитесь, сказалъ онъ имъ, отодвигая стулъ и передвигая приборъ. Настасья Дмитревна ув ѣряетъ, что нынче, по ея заказу, будетъ постная ѣда удивительная — какой-то кисель съ грыбами, съ клюквой, и коноплянымъ масломъ, — говоритъ, что прекрасно. Вы Дмитрий, подите сюда, а вы, Дубковъ, идите къ дамамъ. Настасья Дмитревна безъ васъ жить не можетъ».

Настасья Дмитревна улыбнулась, но, подвигаясь, сердито встряхнула лентами.

Несмотря на то, что Дубковъ былъ старше, гораздо почтительн ѣе къ папа, гораздо пріятн ѣе соб ѣседникъ и бол ѣе схожій съ нимъ характеромъ, ч ѣмъ Дмитрій, папа зам ѣтно предпочиталъ посл ѣдняго за то только, какъ я посл ѣуб ѣдился, что Дмитрій былъ лучшей фамиліи и богаче Дубкова, хотя нав ѣрно папа не могъ им ѣть никакихъ видовъ ни на знатность, ни на богатство Дмитрія, но такъ ужъ это была его привычка.

* № 3.

<���Не говоря про насъ, уже и д ѣвочки были такихъ л ѣтъ, что Мими становилась для нихъ не начальница, а старый, чопорный, см ѣшной, но добрый другъ. — > Я еще не простилъ Мими ея прит ѣсненія въ д ѣтств ѣи, не считая необходимымъ впосл ѣдствіи подумать, что она въ самомъ д ѣл ѣза женщина, продолжалъ не любить ее. — Къ чести Любочки долженъ сказать, что она первая изъ насъ, переставъ быть дитей, сд ѣлала открытіе, что Мими очень жалкая, и такая добрая, чудесная, что ц ѣлый в ѣкъ такой не найдешь . Я сначала очень удивился этому открытію, но вскор ѣсогласился совершенно съ Любочкой. Мими обожала свою дочь и вс ѣхъ насъ любила, кажется, немного меньше ее. Но она ни въ комъ не находила и сотой доли той любви, которую она им ѣла къ дочери и къ намъ. Катенька была очень мила, добродушна, чувствительна, но она не любила свою мать, вопервыхъ потому, что она любила романы и в ѣчно воображала, что она влюблена, вздыхала, прищуривала и выкатывала глазки; а, вовторыхъ, потому, что она всегда вид ѣла свою мать въ нашемъ дом ѣвъ зависимомъ и второстепенномъ положеніи. — Володя и я им ѣли привычку вид ѣть Мими, но не только не любили ее, но, наслаждаясь въ сознаніи своей независимости, очень часто съ жестокостью первой молодости больно зад ѣвали ея н ѣжныя струны съ ц ѣлью доказать ей только, что мы не д ѣти и отъ нея не зависимъ. Папа былъ къ ней добръ и милостивъ и сухъ чрезвычайно, что, какъ я посл ѣузналъ, было для нея главной причиной моральныхъ страданій. Одна Любочка въ то время, о которомъ я говорю, кажется, понимала горе Мими и старалась ут ѣшать ее.

Володя въ эту зиму ѣздилъ раза 3 на балы большихъ и, кажется, съ т ѣхъ поръ окончательно презиралъ меня и не сообщалъ мн ѣсвоихъ чувствъ и мыслей. Несмотря на то, я зналъ, что онъ въ середин ѣзимы былъ влюбленъ въ одну б ѣлокурую д ѣвицу, и что д ѣвица эта тоже была расположена къ нему. Это я узналъ по кошельку, который ему связала эта д ѣвица, который при мн ѣонъ покрывалъ поц ѣлуями и, по разсказамъ Дубкова, который им ѣлъ страсть разбалтывать все, что другіе желали держать втайн ѣ. Я помню, какъ меня поразило необыкновенно самостоятельное выраженіе лица, ув ѣренность въ движеньяхъ и счастливые глаза Володи въ тотъ день, какъ съ нимъ случилось это. Помню, какъ меня удивила такая перем ѣна, и какъ я самъ желалъ, глядя на него, поскор ѣе испытать такое же чувство. Мн ѣбылъ въ то время 16-й годъ въ исход ѣ, я готовился къ Университету, занимался неохотно, больше шлялся безъ всякой видимой ц ѣли по коридорамъ, упражнялся гимнастикой, мечтая сд ѣлаться первымъ силачемъ въ мир ѣ, изр ѣдка сходилъ внизъ, съ отвращеніемъ слушалъ въ тысячный разъ ту же сонату или вальсъ, которые стучали на фортепьяно Любочка или Катенька, или ходилъ въ комнату Володи, когда у него были гости, и смотр ѣлъ на нихъ. Нехлюдовъ, который готовился къ экзамену, какъ онъ все д ѣлалъ, съ страстью, теперь р ѣдко видался со мной, такъ что я жилъ безъ мысли, ц ѣли, желанья, наклонностей, только изр ѣдка занимаясь метафизическими размышленіями о назначеніи челов ѣка, будущей жизни и т. п., но воображаемыя открытія, которыя я д ѣлалъ въ области мысли, уже мало занимали меня. Мн ѣхот ѣлось скор ѣе жить и прикладывать къ жизни свои открытія и быть свободну такъ, какъ Володя. Больше всего въ томъ, что д ѣлалъ Володя, прельщали меня однако св ѣтскія удовольствія. Мысли о томъ, чтобы танцовать на бал ѣвизави съ адъютантомъ, пожать руку Генералу, по ѣхать об ѣдать къ Князю, а вечеромъ чай пить къ Графин ѣи вообще быть въ высшемъ обществ ѣи «un jeune homme très comme il faut» — эти мысли приводили меня въ восторгъ. Это такъ меня занимало въ то время, что вс ѣлюди подразд ѣлялись у меня на два: comme il faut и не comme il faut, и въ камлотовой шинели, какъ учителя мои и Грапъ съ сыномъ, были для меня почти не люди, которыхъ я презиралъ отъ души, не смотря на то, что мысли о нравственномъ достоинств ѣи равенств ѣдавно приходили мн ѣ. Я даже мечталъ, что, ежели мн ѣвдругъ наступитъ на ногу какой-нибудь manant 138 138 [нахал] этакой, какъ я ему скажу, что, ежели бы онъ былъ мн ѣравной, то я бы разд ѣлался съ нимъ, но ему я могу отв ѣчать только презр ѣніемъ. Образцомъ, разум ѣется, моихъ св ѣтскихъ отношеній былъ мой другъ Дмитрій, который былъ аристократомъ съ головы до пятокъ, былъ comme il faut безъ всякаго труда, хотя любилъ выбирать друзей изъ людей не своего общества и былъ либералъ по уб ѣжденіямъ, но у него былъ тотъ истинно аристократической взглядъ на низшее сословіе, который позволялъ ему не д ѣйствовать въ разладъ съ своими уб ѣжденіями. Вс ѣсословія, исключая общества, къ которому онъ принадлежалъ, и избранныхъ имъ друзей, не существовали для него. —