Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

Я сдѣлалъ новую попытку догнать ее, но зацѣпился за коверъ и упалъ: больная нога измѣнила мнѣ. Я поднялся въ крайнемъ смущеніи.

— Боже мой, какъ вы покраснѣли, — сказала она. Но вы ужасно неловки.

— Да, правда, — сказалъ я.

И мы снова принялись бѣгать вокругъ стола.

— Кажется, вы хромаете?

— Да, кажется, немного.

— Въ прошлый разъ у васъ былъ пораненъ палецъ, а теперь нога; всякія бѣды на васъ!

— Да, на-дняхъ меня переѣхали.

— Васъ переѣхали? вы опять были нетрезвы. Нѣтъ, молодой человѣкъ, что за образъ жизни вы ведете! — Она погрозила мнѣ пальцемъ и сдѣлалась серьезной. — Сядемъ! — сказала она. — Нѣтъ, напрасно вы садитесь возлѣ дверей; вы уже черезчуръ застѣнчивы; вы — сюда, а я — здѣсь вотъ, такъ!.. Ухъ! какъ скучно имѣть дѣло съ застѣнчивыми людьми. Все надо самой говорить и дѣлать, они ни въ чемъ не предупредятъ тебя. Напримѣръ, вы могли бы положить вашу руку на спинку моего стула; но вы бы сами могли догадаться. Ну, пожалуйста, не старайтесь убѣдить меня, что вы всегда такой скромный; съ вами нужно держатъ ухо востро.

— Вы въ достаточной мѣрѣ были нахальны, когда въ пьяномъ видѣ преслѣдовали меня своими выходками. «Вы потеряли вашу книгу, сударыня, вы серьезно потеряли вашу книгу». Ха-ха-ха! — Фу, это было отвратительно съ вашей стороны!

Я сидѣлъ, растерянный, и смотрѣлъ на нее. Сердце сильно билось, кровь разливалась по жиламъ съ особенной теплотой. Что за странное ощущеніе.

— Отчего вы ни слова не говорите?

— Какъ вы хороши! — говорю я. — Вотъ я сижу и вполнѣ поддаюсь вашимъ чарамъ… ничего не подѣлаешь… Вы самое странное существо, которое я когда-либо… Ваши глаза вспыхиваютъ по временамъ, они похожи на цвѣты. Что? нѣтъ, нѣтъ, не на цвѣты. Я до безумія влюбленъ въ васъ, и это такъ неразумно. Боже мой, конечно, это ни къ чему… Какъ васъ зовутъ? Теперь вы должны мнѣ сказать, какъ васъ зовутъ…

— Ну, а васъ какъ? Боже мой, я чуть было опять не забыла! Вчера я весь день думала о томъ, что должна васъ спросить. Да, конечно, не весь день, но….

— Знаете, какъ я васъ называю? Я называю васъ Илаяли. Какъ вамъ это нравится? Въ этомъ есть что-то неуловимое.

— Илаяли?

— Да.

— Это на какомъ-нибудь иностранномъ языкѣ.

— Гм… — нѣтъ, не совсѣмъ.

— Да, это звучитъ недурно…

Послѣ долгихъ переговоровъ мы сказали другъ другу свои имена. Она сѣла около меня на тахту и оттолкнула ногой стулъ. Мы опять начали болтать.

— Сегодня вечеромъ вы побрились, — сказала она. — Въ общемъ видъ у васъ лучше, чѣмъ обыкновенно, но только немножко; не воображайте о себѣ черезчуръ много… Нѣтъ, въ прошлый разъ вы были такой противный. Къ тому же и палецъ у васъ былъ обернутъ въ грязную тряпку. И въ такомъ-то видѣ вы приглашали меня куда-то зайти, чтобы выпить стаканъ вина. Покорно благодарю!

— Такъ, значитъ, вы не пошли со мной изъ-за моего костюма? — спросилъ я…

— Нѣтъ, — отвѣтила она и потупила глаза. Нѣтъ, видитъ Богъ, что это не потому, мнѣ и въ голову ничего подобнаго не приходило…

— Послушайте, — сказалъ я, вы можетъ-быть думаете, что я могу жить и одѣваться, какъ мнѣ хочется. Что? Но я не могу этого, я очень, очень бѣденъ.

Она взглянула на меня.

— Вы бѣдны?

— Да, къ сожалѣніи.

Пауза.

— Ахъ, Боже мой, вѣдь и я тоже, — сказала она со смѣлымъ движеніемъ головы.

Каждое слово ея опьяняло меня, падало на сердце, словно капля вина. Ея привычка слушать, склоня голову немного на бокъ, приводила меня въ восторгъ. Я чувствовалъ на щекѣ ея дыханіе.

— Знаете ли вы… но вы не должны сердиться на меня… когда я вчера вечеромъ пошелъ спать, я положилъ эту руку такъ… какъ-будто вы были рядомъ со мной… и сладко заснулъ.

— Вотъ какъ? это очень мило! — пауза. — Но это вамъ позволяется дѣлать лишь на большомъ разстояніи, а то…

— Вы не думаете, что я дѣйствительно могъ бы это сдѣлать?

— Нѣтъ, я этого не думаю.

— Ну, отъ меня можно ждать, чего угодно, — сказалъ я и обнялъ ее за талію.

— Неужели? — сказала она только.

Меня сердило, оскорбляло даже, что она считаетъ меня черезчуръ скромнымъ; я почувствовалъ себя мужчиной и взялъ ее за руку. Но она молча высвободила ее и отодвинулась отъ меня. Это отняло у меня мужество, мнѣ стало стыдно и я началъ смотрѣть въ окно. Должно-быть, у меня былъ очень жалкій видъ; и какъ я могъ что-то воображать? Если бъ я встрѣтился съ ней въ былые лучшіе дни, тогда другое дѣло, тогда у меня могли бы бытъ на это какія-нибудь основанія. Я чувствовалъ себя очень убитымъ.

— Ну, вотъ видите? — сказала она, — вотъ видите, если я поморщу лобъ, то и этимъ могу васъ выбить изъ сѣдла и смутить васъ, если хоть немножко отодвинуться отъ васъ… Она разсмѣялась, плутовски зажмуривъ глаза, какъ-будто не выносила, чтобъ на нее смотрѣли.

— Нѣтъ, Богъ мой! — воскликнулъ я вдругъ, — теперь вы сами кое въ чемъ убѣдитесь! — и съ этими словами я обнялъ ее за плечи.

Я чувствовалъ себя оскорбленнымъ.

Дѣвчонка, кажется, совсѣмъ разсудокъ потеряла! Что, она считаетъ меня за неопытнаго? Ха, Ну, тогда я ей… Въ этомъ отношеніи я никому не уступлю. Вотъ чертовка! Если дѣло дошло до этого, то…

Она сидѣла спокойно, глаза у нея все еще были закрыты; никто изъ насъ не говорилъ. Я крѣпко обнялъ ее, я жадно прижалъ ея тѣло къ своей груди, а она не говорила ни слова.

Слышно было, какъ стучали наши сердца; стукъ этотъ казался отдаленнымъ топотомъ. Я поцѣловалъ ее.

Я больше не владѣлъ собой, говорилъ глупости, надъ которыми она смѣялась, нашоптывалъ ей ласкательныя имена, гладилъ ее по щекамъ, цѣловалъ ее много, много разъ. Я разстегнулъ нѣсколько пуговицъ ея платья и увидѣлъ ея грудь, бѣлую, круглую грудь, просвѣчивающуюся черезъ рубашку.

— Мнѣ можно взглянуть! — говорю я и стараюсь дальше разстегнуть. Но я черезчуръ возбужденъ и никакъ не могу справиться съ нижними пуговицами на таліи, гдѣ платье такъ узко. — Пожалуйста., могу я взглянуть… ну, хоть немножко…

Медленно и нѣжно она обнимаетъ мою шею. Ея горячее дыханіе обжигаетъ мое лицо, а другой рукой она сама начинаетъ разстегивать пуговицы одну за другой. Она смѣется смущенно короткимъ смѣхомъ и все время посматриваетъ на меня, замѣчаю ли я ея страхъ. Она развязываетъ тесемки, разстегиваетъ корсетъ, она полна восторга и вмѣстѣ съ тѣмъ страха. А я провожу своей грубой рукой по всѣмъ этимъ тесемкамъ и пуговицамъ. Чтобъ отвлечь вниманіе отъ происходящаго, она гладитъ меня лѣвой рукой по плечу и говоритъ:

— Сколько у васъ здѣсь волосъ!.

— Да, — отвѣчаю я и стараюсь поцѣловать ея грудь. Въ эту минуту она лежитъ съ разстегнутымъ платьемъ, но вдругъ спохватывается, какъ-будто дѣло зашло черезчуръ далеко, и старается немного выпрямиться. Чтобы скрыть свое смущеніе, она, опять начинаетъ говорить о выпавшихъ моихъ волосахъ.