Фрэнсис Фицджеральд - Издержки хорошего воспитания

Молодой человек послушно выдохнул. Тут дверь как раз отворилась и в лавку ворвался средних лет господин, шляпа и пальто которого были отделаны мехом, но, сверх того, казалось, что тем же мехом отделаны его верхняя губа и подбородок.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Искал вас по всему городу. Звонил вам домой, и ваш секретарь сказал, что вы, кажется, отправились в книжную лавку «Мунлайт…»

Кэролайн раздраженно его прервала:

— Я вас наняла, чтобы выслушивать ваши мемории? Вы мой гувернер или мой брокер?

— Ваш брокер, — признался отделанный мехом господин, несколько опешив. — Прошу прощения. Я насчет тех акций фонографической компании. Могу продать их по сто пять.

— Так продавайте!

— Очень хорошо. Но я думал, что лучше…

— Идите и продавайте. Я беседую с внуком.

— Очень хорошо. Я…

— Всего доброго.

— Всего доброго, мадам.

Отделанный мехом господин слегка поклонился и не без оторопи покинул лавку.

— Что касается тебя, — Кэролайн повернулась к внуку, — стой где стоишь и помалкивай.

Она окинула Мерлина взглядом с ног до головы уже без неприязни. Потом улыбнулась, и он понял, что тоже улыбается. Оба вдруг залились дребезжащим, непроизвольно вырвавшимся хихиканьем. Кэролайн ухватила Мерлина за руку и потащила его за собой в другой конец лавки. Там они остановились друг напротив друга и дали волю затяжному приступу старческого веселья.

— Только так, — со злорадным торжеством еле выговорила Кэролайн. — Старичью вроде меня только одно доставляет радость: чувство, что ты способна заставить окружающих плясать вокруг тебя на задних лапках. Быть старой и богатой, имея нищих наследников, почти так же приятно, что быть молодой и красивой в окружении сестер-дурнушек.

— Да уж, — хохотнул Мерлин. — Понимаю. Завидую вам.

Кэролайн кивнула, прищурившись:

— В последний раз, когда я была здесь, сорок лет тому назад, вы были молодым человеком и очень расположены повеселиться.

— Верно, — сознался Мерлин.

— Мой визит, должно быть, много для вас значил.

— Угадали! — воскликнул Мерлин. — Я думал — привык думать поначалу, что вы настоящая, то есть из плоти и крови.

Кэролайн рассмеялась:

— Многие считали меня неземным существом.

— Но теперь, — взволнованно продолжал Мерлин, мне все понятно. Понимание приходит к нам, старикам, после того, как многое теряет свое значение. Теперь мне ясно, что тем вечером, когда вы танцевали на столешнице, вы всего лишь воплощали мое романтическое стремление к прекрасной и порочной женщине.

Прежние глаза Кэролайн были где-то далеко-далеко, голос ее казался эхом забытого сна.

— Ох как я тогда отплясывала! Помню-помню.

— Вы тогда на меня покушались. Олив готовилась вот-вот заключить меня в объятия, а вы предостерегали от несвободы, которая отняла бы у меня положенную мне меру юной беспечности. Но похоже, предостережение уже не успело возыметь действия. Слишком оно запоздало.

— Ты совсем состарился, — туманно заметила Кэролайн. — Я и не думала.

— А я не забыл и того, что вы сотворили со мной, когда мне было тридцать пять. Меня потрясло, как вы устроили тот уличный затор. Успех это имело оглушительный. Что за красоту и могущество вы излучали! Живым воплощением и того и другого вы стали даже для моей жены — и внушили ей страх. Не одну неделю мне хотелось затемно ускользнуть из дому и выкинуть из головы тягомотное существование — слушать музыку и потягивать коктейли с девушкой, в обществе которой я чувствовал бы себя молодым. Но дальше… дальше я перестал понимать, как это сделать.

— А теперь ты вконец одряхлел. — Кэролайн, явно впечатленная, отодвинулась от Мерлина подальше.

— Да, оставьте меня! — воскликнул он. — Вы тоже состарились; душа увядает, как и кожа. Вы явились сюда только затем, чтобы напомнить мне о том, что предпочтительней забыть: что бедным старикам живется, по-видимому, хуже, чем старикам богатым; напомнить мне о том, что мой сын вправе бросить мне обвинение в беспросветной неудаче?

— Давай сюда мне мою книгу! — жестко распорядилась Кэролайн. — Живей, старичина!

Мерлин, взглянув на нее еще раз, терпеливо подчинился. Он поднял книгу с пола и подал ее Кэролайн, покачав головой, когда она протянула ему чек.

— К чему разыгрывать этот фарс с оплатой? Когда-то вы понудили меня порушить это самое помещение.

— Да! — гневно отрезала Кэролайн. — И рада этому. Очень может быть, что именно здесь рухнула моя жизнь.

Она окинула Мерлина взглядом, в котором презрение мешалось с плохо скрытой неловкостью, коротко буркнула что-то внуку-урбанисту и двинулась к выходу.

И Кэролайн исчезла — из книжной лавки Мерлина — из его жизни. Дверь захлопнулась. Вздохнув, Мерлин поплелся к стеклянной перегородке, за которой над пожелтевшими конторскими отчетами корпела умудренная годами, вся в морщинах мисс Маккракен.

Мерлин всмотрелся в ее высохшее, покрытое сетью морщин лицо, ощутив прилив какой-то непонятной жалости. Она-то, во всяком случае, получила от жизни куда меньше, чем он. Ни разу в незабываемые мгновения не придавал ее существованию восторга и смысла, возникая непрошеным, бунтарский романтический дух.

Мисс Маккракен оторвалась от бумаг и спросила:

— И в старости все такая же заводная, не правда ли?

Мерлин вздрогнул:

— Кто?

— Старая Алисия Дир. Ах да, теперь она, конечно, миссис Томас Оллердайс — вот уже тридцать лет как.

— Что? Я вас не понимаю.

Мерлин, широко раскрыв глаза, рухнул как подкошенный на свой вращающийся стул.

— Да ну как же, мистер Грейнджер, не говорите мне только, что вы о ней забыли: ведь она целых десять лет слыла главной достопримечательностью Нью-Йорка. Ну как же… А однажды, когда начался бракоразводный процесс с Трокмортоном, ее появление на Пятой авеню вызвало такой ажиотаж, что случился транспортный затор. Неужто вы не читали об этом в газетах?

— Сроду не имел такой привычки.

Седая голова Мерлина шла кругом.

— Ладно, но не могли же вы забыть тот случай, когда Алисия ворвалась сюда и порушила весь бизнес. Знаете, я тогда едва удержалась и чуть-чуть не попросила мистера Мунлайта Квилла дать мне расчет.

— Вы хотите сказать, что вы тогда ее — видели?

— Видела! Да как же не увидеть, когда вокруг стоял такой грохот. Одному богу известно, что было у мистера Мунлайта Квилла на душе, но он, конечно же, и словечка не вымолвил. Он на ней был просто помешан, а она вертела им как хотела. Стоило ему только воспротивиться ее капризу, как она тут же грозила обо всем донести его жене. И поделом ему! Надо же, такой человек — и попался на крючок смазливой авантюристке! Денег, конечно же, ему для нее никогда не хватало, хотя доходы от продаж были тогда приличные.