Пауло Коэльо - Мактуб

– Видишь, как Иисус заботится о нашем мире? – спросил он.

– Разумеется, вижу. Он сделал так, чтобы это бездомное дитя попалось тебе на глаза и ты мог что-то сделать для него.

Несколько еврейских мудрецов решили создать самую лучшую конституцию в мире. Если за то время, что можно простоять, балансируя, на одной ноге, кто-нибудь сумеет сформулировать законы, призванные управлять поведением человека, этот «кто-то» будет признан мудрейшим из мудрых.

– Господь карает преступников, – сказал один.

Ему ответили, что это не закон, а угроза, и вариант был отвергнут.

В этот миг подошел раввин Гиллель и, балансируя на одной ноге, сказал:

– Не делай своему ближнему, чего не хочешь, чтобы делали тебе. Таков Закон. Все прочее – юридические комментарии.

И его признали мудрейшим.

Бернард Шоу заметил в доме своего друга, скульптора Дж. Эпстейна огромную каменную глыбу и спросил:

– Что ты собираешься с ней делать?

– Не знаю. Пока не решил, – ответил скульптор.

– Иными словами, ты планируешь свое вдохновение? – удивился Шоу. – Но разве ты не знаешь, что художник должен быть волен в любой момент переменить свое намерение?

– Это хорошо для тех, кому, чтобы переменить решение, достаточно скомкать лист бумаги весом в пять грамм. А тому, кто имеет дело с четырехтонной глыбой, приходится действовать несколько иначе, – сказал Эпстейн.

Говорит наставник:

– Каждый из нас знает, как наилучшим образом сделать свою работу. Лишь тот, кому дано поручение, знает, с какими трудностями столкнется он при выполнении его.

Аббат Жоан Пекено подумал однажды: «Я должен уподобиться ангелам, которые ничего не делают, а только созерцают Господа во славе Его».

И в ту же ночь оставил монастырь в Сцете и удалился в пустыню.

Но через неделю вернулся в обитель. Брат-привратник услышал стук в двери и спросил:

– Кто там?

– Аббат Жоан, – послышалось снаружи. – Я голоден.

– Быть того не может! Брат Жоан находится в пустыне и превращается в ангела. Он больше не знает, что такое голод, и не должен работать ради поддержания своей бренной плоти.

– Прости мне мою гордыню, – сказал тогда Жоан. – Ангелы помогают людям и потому созерцают Господа во славе Его. Я же увижу это, если буду исполнять свою повседневную работу.

И, услышав эти слова, исполненные смирения, привратник отпер дверь.

Изо всех средств уничтожения, изобретенных человеком, самое чудовищное, но при этом еще и самое трусливое – это слово. Холодное оружие, как и огнестрельное оставляют кровавые следы.

Бомбы несут разрушение, превращая дома в руины.

Если человека отравили, в конце концов можно установить, каким ядом.

Слово же способно уничтожать, не оставляя следов. Детей на протяжении нескольких лет воспитывают родители, взрослых подвергают беспощадной критике, женщин систематически терзают замечания и придирки мужей. Верующих не допускают к религии усилия тех, кто счел себя вправе толковать голос Господа.

Постарайся заметить, пользуешься ли этим оружием ты. Постарайся заметить, обращают ли это оружие против тебя. И не допускай ни того ни другого.

Уильямс попытался описать весьма любопытную ситуацию: «Представим себе, что жизнь достигла идеального совершенства. Ты обитаешь в совершенном мире, тебя окружают совершенные люди, у которых есть все, что им надо и хочется, и все в мире происходит в точности так и тогда, как и когда требуется. В этом мире ты обладаешь всем, чего желаешь, и только тем, чего желаешь, и все полностью отвечает твоим мечтам и представлениям. И жить ты будешь столько, сколько пожелаешь.

Так вот, представь, что так проходит лет сто или двести, и ты, присев на незапятнанно-чистую скамью, оглядываешь чудесный пейзаж вокруг и думаешь: «Какая тоска! Никаких эмоций!»

И в этот миг замечаешь перед собой красную кнопку с надписью: «СЮРПРИЗ!»

Обдумав все, что может означать это слово, ты нажмешь кнопку? – Ну разумеется! И тотчас окажешься в черном туннеле, а по выходе из него – в том далеком от совершенства мире, где живешь сейчас».

В одной легенде рассказывается о некоем бедуине, решившем перебраться из одного оазиса в другой. Он грузил на верблюда свои пожитки – ковры, утварь, сундуки с одеждой – и верблюд все выдерживал. Уже перед тем, как тронуться в путь, бедуин вспомнил о красивом синем перышке, что когда-то подарил ему отец. Он вернулся за ним и тоже положил на спину верблюду. Но тот вдруг упал и умер – ноша оказалась чересчур тяжела. «Мой верблюд не снес веса птичьего перышка», – подумал бедуин.

– Порою мы так же поступаем с нашим ближним, не удосуживаясь понять, что очередная шутка может стать той последней каплей, которая переполнит чашу его терпения.

Порою мы так привыкаем к тому, что видели в кино, что забываем в конце концов, как обстояло дело в действительности, – сказал кто-то страннику, осматривавшему порт Майами. – Помните фильм «Десять заповедей»?

– Конечно. Моисей, которого играет Чарльтон Хестон, вздымает свой посох, воды Чермного моря расступаются и народ израильский проходит, «аки посуху», – ответил странник.

– В том-то и дело, что в Священном Писании по-другому. Там Бог приказывает Моисею: «Скажи сынам Израилевым, чтобы они шли…»

И лишь после того, как те двинулись вперед, Моисей поднял свой посох, и воды Красного моря расступились.

Ибо только готовность преодолеть путь позволит этот путь обнаружить.

Эти слова принадлежат перу виолончелиста Пабло Касальса:

«Я постоянно возрождаюсь. Каждое новое утро – это отправной пункт новой жизни. Вот уже восемьдесят лет я начинаю свой день одинаково, причем это означает не механическую рутину, а нечто совершенно необходимое для того, чтобы я был счастлив.

Я просыпаюсь, иду к роялю, играю две прелюдии и фугу Баха. Эта музыка звучит как благословение моему дому. И одновременно это – способ восстановить связь с тайной бытия, с чудом принадлежности к человеческому роду.

Хотя я занимаюсь этим на протяжении восьмидесяти лет, музыка никогда не остается прежней – она всегда учит меня чему-то новому, фантастическому, невероятному».

Говорит наставник:

– С одной стороны, мы знаем, как важно искать Бога. С другой – жизнь отдаляет нас от Него: мы чувствуем, что Высшей Силе нет до нас дела, или что она о нас ничего не знает, или мы отвлекаемся на повседневные заботы. От этого возникает чувство вины: мы либо чувствуем, что во имя Бога отрекаемся от жизни, либо – что ради жизни предаем забвению Его.

На самом деле эта двойственность – кажущаяся, потому что Бог – в жизни, а жизнь – в Боге. Достаточно сознавать это, чтобы лучше понимать свою судьбу. Если мы сумеем проникнуть в священную гармонию нашего повседневного бытия, то выйдем на правый путь и исполним свое предназначение.