Сомерсет Моэм - Карусель

Но несмотря на его охлаждение, страстная любовь Дженни ничуть не ослабела с тех пор, как они поженились. Понимая, что он изменился по каким-то непостижимым причинам, Дженни глубоко переживала. Иногда она беспомощно рыдала, недоумевая, что же она сделала не так. А порой, осознавая его несправедливость к ней, с болью разражалась язвительной речью. Она негодовала из-за его сдержанности и равнодушия, когда он отмахивался от ее вопросов на темы, которые раньше охотно обсуждал. Размышляя над всем этим, она заключила, что лишь другая женщина могла вызвать подобные перемены в нем, и вспомнила совет матери внимательно следить за ним. Как-то утром Бэзил сказал ей, что вечером идет на ужин в гости. Он принял приглашение, до того как она должна была вернуться домой.

— И к кому ты собираешься? — спросила Дженни, тут же заподозрив неладное.

— К миссис Мюррей.

— Это та леди, которая приходила к тебе в прошлом году?

— Она приходила, чтобы увидеть тебя, — с улыбкой ответил Бэзил.

— Да, я верю. Думаю, женатому мужчине не следует отправляться на ужин в Уэст-Энд одному.

— Прости. Я принял приглашение и должен идти.

Дженни не ответила. Но когда Бэзил вернулся домой днем, внимательно наблюдала за ним. Она видела, как он беспокоен. Его глаза сияли от возбуждения, он часто смотрел на часы, желая узнать, не пора ли одеваться. Как только он удалился, твердо решив выяснить, что у него с миссис Мюррей, она без всяких угрызений совести принялась шарить по карманам его пальто, которое он только что снял, но блокнота там не было. Несколько удивившись (потому что обычно он не придавал значения такого рода вещам), она подумала, что в столе, возможно, осталось письмо, и с трепетом в сердце направилась туда. Но ящик оказался заперт на ключ, и эта непривычная мера предосторожности удвоила ее подозрения. Вспомнив, что у ключа есть дубликат, она сходила за ним и, открыв ящик, тут же наткнулась на записку с подписью «Хильда Мюррей». Она начиналась с обращения «Дорогой мистер Кент» и заканчивалась подписью «Искренне ваша» — совершенно формальное приглашение на ужин. Дженни просмотрела другие письма, но они касались деловых вопросов. Она вновь разложила их в том же порядке и заперла ящик. Ей сделалось стыдно за совершенный поступок.

— О, как бы он стал презирать меня за это! — простонала она.

И в ужасе из-за того, что могла оставить следы на месте преступления, она снова открыла ящик и опять все переложила и навела порядок. Бэзил попросил ее не ждать его допоздна, но она не могла заставить себя пойти спать. Дженни смотрела на часы, тикавшие на удивление медленно, и с чувством, походившим на ярость, говорила себе, что Бэзил сейчас прекрасно проводит время, совсем не думая о ней. Когда он явился домой раскрасневшийся и оживленный, ей показалось, что на его лице отразилось раздражение, стоило ему увидеть, что она все еще сидит в кресле.

— Очень хочешь спать? — спросил он.

— Да.

— Тогда почему не ложишься? Просто я хочу выкурить еще одну трубку.

— Я подожду, пока ты будешь готов.

Она наблюдала, как он расхаживает по комнате, увлеченный своими мыслями, и видела — он не замечает ее. Казалось, он вообще забыл о ее присутствии. Злость и ревность одержали верх над другими чувствами Дженни.

— Ладно, мой прекрасный друг, — прошептала она. — Я узнаю, скрывается ли за этим что-нибудь.

Она запомнила почерк миссис Мюррей и с тех пор внимательно изучала адреса отправителей всех писем, которые приносили Бэзилу. Она желала увидеть, не пришло ли что-нибудь от нее. Раньше корреспонденция Бэзила валялась по всему дому, но теперь он тщательно все запирал, и это убедило Дженни, что у него было что скрывать. С горькой усмешкой она льстила себе, будто может его перехитрить, и он не представлял, что каждый день после его ухода она обыскивала его стол. Хотя улик не было, Дженни продолжала считать, что имеет веские основания для ревности. Однажды утром она заметила, что Бэзил оделся во все новое, и ей в голову пришла мысль, будто днем он собирается увидеться с миссис Мюррей. Если он в самом деле отправится на встречу, это подтвердит ее опасения, а если нет — она все равно не сможет отступиться от мучительных фантазий. Зная, в какое время Бэзил уходит из конторы, Дженни, скрыв лицо под вуалью, в неброской одежде, чтобы случайно не привлечь его внимание, заранее заняла удобное место на другой стороне площади и принялась ждать. Наконец он вышел, и она последовала за ним. Она шагала за ним по Стрэнду, потом по Пиккадилли-Серкус, где ей пришлось подойти поближе, потому что она боялась потерять его в толпе. Вдруг он развернулся и поспешил к ней. Она сдавленно вскрикнула, а потом, увидев его лицо, побелевшее от гнева, чуть не сгорела от стыда.

— Как ты смеешь за мной следить, Дженни?!

— Я не следила за тобой. Я тебя не видела.

Он поймал такси и велел ей садиться, потом уселся туда сам и приказал извозчику ехать на вокзал. Они как раз успели на поезд до Барнса. Бэзил не разговаривал с Дженни, и она, перепугавшись, молча наблюдала за ним. Он не произнес ни слова, пока они шли к дому. Потом они отправились в гостиную, и он осторожно закрыл дверь.

— Теперь тебе хватит совести признаться мне, что это значит? — спросил он.

Она не ответила, а в мрачной злобе просто опустила глаза.

— Так что же?

— Я не позволю над собой издеваться, — наконец ответила она.

— Послушай, Дженни, раньше мы лучше понимали друг друга. Почему ты лазила в мой ящик и читала мои письма?

— У тебя нет прав обвинять меня в этом. Это неправда.

— У меня в столе полный беспорядок из-за тебя.

— Что ж, у меня есть право знать. Куда ты собирался сегодня?

— Это совершенно не твое дело. Мне просто стыдно, что ты совершаешь такие ужасные поступки. Разве ты не знаешь, что нет ничего позорнее, чем следить за кем-то на улице? Лучше бы ты воровала, чем читала личную переписку!

— Я не собираюсь терпеть то, что ты волочишься за другими женщинами, можешь на это не рассчитывать.

Бэзил засмеялся, отчасти с пренебрежением, отчасти с отвращением:

— Не говори глупостей! Мы женаты и должны пользоваться этим себе во благо. Можешь быть совершенно спокойна: я не дам тебе повода для упреков.

— Ты вечно ходишь к своим благородным друзьям, для которых я недостаточно хороша.

— Боже правый! — с горечью воскликнул он. — Неужели тебе жалко, если я чуть-чуть расслаблюсь?! Тебе уж точно никак не вредит то, что я иногда хожу повидаться с людьми, которые были моими близкими друзьями еще до женитьбы.

Дженни не ответила, а притворилась, будто переставляет цветы в вазе, потом поправила подушки на диване и картину, чтобы она висела ровно.

— Если ты закончил читать мне нотации, то я пойду и сниму шляпку, — раздраженно произнесла она.