Айрат Галиуллин - Тигры и земляника

«Девятка», дернувшись, трогается с места.

«…навалившись на руль автомобиля. Ноги согнуты, руки вытянуты вдоль туловища. В области правой волосяной части головы огнестрельная рана. Труп принадлежит молодому мужчине…»

Блеск лака. Номер. Колпаки.

«…молодой женщины правильного телосложения. На трупе белый шерстяной свитер, темно-синяя джинсовая юбка, нейлоновые колготки телесного цвета, белые туфли…»

Машина медленно набирает скорость.

«…четыре гильзы, образцы крови и фрагменты тканей биологического происхождения. Все конверты опечатаны печатью следователя №24 и подписаны понятыми…»

Парень в куртке. Пистолет. Выстрелы.

«…схема места происшествия прилагается. От понятых жалоб и замечаний по поводу порядка проведения осмотра и других действий следователя не поступило…»

«Девятка», чуть дернувшись, трогается с места и медленно набирает скорость…

Хватит.

Мне нужна дверь. Какая угодно. Любая.

Я поворачиваюсь к ресторану, где мы недавно сидели. Швейцар из-за стекла показывает перекрещенные руки. «Мест нет». Сзади наплывает свет фар вишневой девятки. «Пусти!» Крючок не выдерживает рывка, и я вламываюсь внутрь, оттолкнув вышибалу плечом. Он вцепляется в рукав пиджака, я вырываюсь и хватаюсь за ручку двери туалета…

Я не понимаю, что происходит.

Меня носит по разным местам, пространство и время крутятся в безумном калейдоскопе. Я не вижу конечной цели моих путешествий. Не понимаю правил. Не улавливаю логики игры.

Ницше утверждает, что в каждом из нас скрыты Бог, дьявол, овца и червь. Не знаю как насчет остального, но червь во мне точно завелся.

…Я захлопываю за собой дверь, едва не прищимив швейцару пальцы. Меня окутывает тишина.

Преломленный витражами свет лежит на мраморном, в черно-белых квадратах полу. Своды бескрайнего зала тонут во мраке.

В центре зала сидит женщина.

Звуки шагов мечутся словно летучие мыши – улетают, возвращаются, уносятся вновь, чтобы наконец скрыться в темноте купола.

- Альбина.

Она медленно поднимает голову.

- Да, шеф.

- Сиди, не вставай. Хотя… пол, наверно, холодный.

- Да… немного.

- Альбина, где мы? Что здесь происходит?

- Не знаю.

Она отрешенно смотрит в пространство.

- Я… могу только догадываться.

- Скажешь?

- Нет.

Эхо голосов вязнет в тишине как пуля в мякоти плоти.

- Ну вот, и ты тоже.

- Не сердитесь, шеф.

- Я не сержусь.

- Мне кажется… – Между ее бровями проявляется складка. – Мне почему-то кажется, что вам нужно поговорить с Профессором.

- Вот как. А где его искать?

- Там. – Неопределенный жест рукой.

- А знаешь, Альбина… – Я сажусь рядом с ней на пол. Больше некуда. – Мы с тобой никогда не разговариваем… Я имею в виду, помимо деловых вопросов. Расскажи, как ты живешь? Чем занимаешься в свободное время, куда ходишь…

В ее глазах удивление.

- Куда хожу?

- Ну да. Где бываешь, что любишь делать вне работы?

- Ну… – Альбина застывает. – У меня мало свободного времени.

- А все-таки?

Она смотрит в сторону.

- Читаю книги.

- Книги… А еще?

- Общаюсь с сыном. – Лицо так же бесстрастно, но взгляд теплеет.

- С сыном?

- Да. Ему скоро исполнится пятнадцать.

- Пятнадцать лет? Надо же, как время летит, – удивляюсь я.

- Это точно.

Я молчу, раздумывая, о чем еще спросить.

- А… почему ты не выходишь замуж?

Уголки ее губ вздрагивают.

- Ну и вопросы вы задаете, шеф.

- Нормальный вопрос. – Я улыбаюсь. – Молодая красивая женщина, могла бы осчастливить кого-нибудь…

- Не такая уж и молодая. Да и осчастливила уже одного. Достаточно.

…После истории с кавказцем Альбина проработала моим помощником несколько месяцев. Затем вернулась в родной город с твердым намерением не повторять глупостей. Она принялась налаживать нормальную жизнь – восстановилась в институте и решилась выйти замуж. Друг детства, давно и безнадежно влюбленный в Альбину, стал счастливым супругом.

Брак длился не долго. Через полтора года Альбина развелась и вернулась к родителям с маленьким сыном на руках. А еще через год приехала в Москву, пообещав маме забрать ребенка как только наладит быт.

Она рассказала мне о замужестве, когда привезла сына. Коротко как на докладе обрисовала ситуацию и сухо заверила, что воспитание ребенка не отразится на ее служебной деятельности. Я пожал плечами и забыл о разговоре. Тем более что изменений в работе Альбины действительно не произошло.

Больше о личной жизни своей помощницы я ничего не слышал.

- Ладно, я пойду, пожалуй. Где дверь, ты сказала?

Альбина кивает – там.

.

Мир построен по математическим законам. Жизнь математична.

«Функция Ламберто» это взаимоотношения. «Стратагема Энди Брайера» это бизнес. «Кривая Стаковски» – смерть.

Я пытаюсь нащупать взаимосвязь… уловить систему в происходящих событиях.

Еще правило:

«Когда срывают травинку, вздрагивает вся Вселенная» – говорится в Упанишадах. Все в мире взаимосвязано. Все воздействует на все.

Кучер управляет лошадьми, лошади управляют повозкой, повозка управляет камнем на дороге.

Камень управляет повозкой, заставляя ее подпрыгивать. Повозка управляет лошадьми, принуждая их тащить себя. Лошади управляют кучером, обязывая натягивать вожжи и щелкать кнутом.

Все есть система.

Книги, которые ты читаешь, формируют твой ум.

Штанга, которую тягаешь, трансформирует твое тело.

Противник, с которым боксируешь, корректирует твои действия и развивает привычки.

Все есть система. Но здесь, в Месте, я ее не нахожу.

…Залитая солнцем площадь. В центре фонтан, на южной стороне старинный собор, к нему ведет широкая лестница. На ступенях люди. И всюду голуби.

В памяти всплывает смутно-знакомое: «San Pietro Cathedral». Соборная площадь Святого Петра в Ватикане.

Я в вечном городе. И где искать Профессора?

Жарко. Спасаясь от солнца, иду по узкой тенистой улочке, сворачиваю в переулок, затем в другой… Опять площадь. Столпотворение, гремит духовой оркестр. Какой-то праздник.

Зачем?.. Зачем мне это показывают, как зрителю кинотеатра журнал о достижениях социализма?

Внутри нарастает раздражение.

Протискиваюсь через галдящую, танцующую, пахнущую потом и дышащую вином толпу. Я не люблю толпы. Я не люблю шума. Пропустите же!

Дергаю за ручку первой попавшейся двери. Заперта.

Следующая. Закрыто. Черт!

Третья отворяется…

Полутемный кабачок с десятком деревянных столиков. На стенах гравюры с изображением войн великой Римской империи. Здесь прохладно и безлюдно, и я решаю ненадолго остаться.

Занимаю место в углу. Ко мне подходит официант… хотя, скорее, это хозяин – рыхлый мужчина с подведенными тушью глазами. Кладет на стол меню и, сладко улыбаясь, что-то говорит.