Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Скажу только, что Фаустина с Клеоником, конечно, остались на хуторе, и с ними остался Марко Турай, а остальные, во главе с Христом, решили идти на юг, в нетронутые пущи на границе Полесья и Беловежи, в место, которое знал Христос. Идти, корчевать и выжигать там ляда, строиться, жить вольной жизнью и ждать, ждать света.

Решили перед отходом остаться ещё на несколько дней, чтобы помочь молодым и их другу привести в порядок землю. Уже и так сделали немало: хату пере­брали и заново накрыли, добавили к ней две отдельных трёхстенных пристройки, для Марко (женится ведь, наверное, когда-то) возвели новый сенной сарай, присмотрели за садом.

Надо было теперь помочь им пахать, потрясти их нивы рожью и озимой пшеницей. Пускай молодые хоть первые месяцы своей жизни больше будут друг с другом, не отдают всей силы земле. Крепче будет любовь.

Фома подстрелил для них двух вепрей, а Вус солил мясо и коптил окорока своими золотыми руками. Христос с кузнецом срубили десятка два отборных лип, за­везли их на хутор и свободным костром, чтобы солнце доставало, а ветер продувал, сложили их под поветью. Года через два будет у резчика запас выдержанного, сухо­го, непотрескавшегося дерева на всю жизнь. А Иуда по­шёл куда-то, поговорил с кем-то и привёз два воза уже готового, доспевшего дерева, той же липы и груши. Тру­дись зимой, сколько руки выдержат.

Начинало понемногу клониться к осени. Молодые и Марко умоляли либо оставаться до весны, либо идти сейчас, так как не в берлоге ведь с медведями жить, надо ведь иметь крышу над головой, запас мяса и всё такое.

Христос, однако, лишь отмахивался. Во-первых, есть тройная доля денег, закопанная ими отдельно от других (словно знали). Тех денег, что раздобыли, опорожнив церковные кружки в Новагродке (всё равно, не отдавать же рясоформным!). Во-вторых, он обещает всем хату. Огромную просторную хату в пуще, в том месте, где они будут жить и ожидать. Обещает хату и всё, что надобно для жизни, пока не наступит первая жатва на новом ляде. Все знали: он не врёт.

...В тот день, подготовив всё к посеву, сидели они все вместе около кладбища. Крыша часовни немного про­села, склонённый деревянный куполок словно кланялся речушке под горой, спокойным безымянным могилам, прозрачному осеннему воздуху и далёким деревьям, пы­лавшим на пригорках.

Эта была хорошая, настоящая жизнь! И потому, что скоро они должны были оставить здесь троих людей и, возможно, никогда больше не увидеть их, в сердцам го­рела грустная любовь к ним, ко всем друзьям, сидевшим тут, ко всем на свете добрым людям.

Христос сжимал в ладони комок земли:

— Они правильно делали, когда уходили. Сеять действительно давно надо.

Кудрявился вокруг часовни солнечный шиповник, расшитый лакированными оранжевыми и красными ягодами. Солнце прошло зенит и начинало изрядно клониться к закату.

— Эх, — вздохнул Фома, — вот поработаем хорошо, сядем ночью ужинать. Под яблонькой, под звёздами... Тут бы самый смак выпить... И корчма невдалеке... Выпить да яблочком, прямо с ветки, закусить.

— Вишь, сластёна, — отметил Христос. — Вишь, лакомка. Сахар губа чует. А вот я вас спрошу, пока деньги не выкопаем, на какие такие доходы вы, благородный рыцарь, выпивать будете? Как один друг говорил: «В водке рыло искупав, Фома-шляхтич задремал».

— Сам знаю, — грустно согласился Фома. — А хо­рошо было бы — задремать не задремать, а хоть бы рыло искупать.

— Ну, — отозвался Иуда, — так в чём, я спрашиваю, трудность?

— Деньги, — объяснил Христос. — Не понимаешь?

— От, глупые головы, — не унимался Иуда. — И не знают ничего! А тридцать сребреников, которые я у Матея отобрал?

— Неужто отобрал? — ахнул Вестун.

— А как же, — сказал Иуда. — Тогда, когда вы меня из челна вынимали. Помните, отстал я?

Вус и Клеоник с Марко захохотали неистово. Смеялись, стоя в стороне и обнявшись, Фаустина с Анеей.

— И, по-моему, нечего нам думать. И, по-моему, Хри­стос, нам с тобою сейчас самое время их сообща пропить.

— А я? — спросил Фома.

— Ну и тебе немного дадим, — успокоил Иуда. — Всем немного дадим. Разве я говорю, что мы не дадим?

Христос, смеясь, взял две почти полувёдерных фляги и оплетённую лозой сулею. Подал их Иуде:

— Тогда гони. — Он взглянул на солнце. — Ещё успеешь. Это действительно самый неожиданный конец истории: пропить сообща тридцать сребреников.

Подхватив фляги и бутыль, долговязый Иуда, как журавль, рванул по пашне.

...Вус надел на шею Юрасю севалку.

— Иди первым, — предложил он.

Христос, смеясь, проводил Иуду глазами. Потом переступил через поваленное истлевшее распятие и стал на меже пашни.

Приспособился, пошёл, работая одной рукой. Равномерно, со свистом, в такт шагам правой ноги, разлетались семена. И Вус подумал, что на том месте, где так работают, обязательно взойдут ровненькие, сине-зелёные, а с самого начала красноватые, всходы.

Христос оглянулся. За ним шли, половиной журав­линого клина, остальные. Фома сеял двумя руками и по­казал Христу язык: «Знай шляхту!»

И тогда Христос изловчился и также начал работать двумя. Широко, ровно ложилось в пашню зерно.

Иуда уже исчез. Неопалимые купины деревьев стояли на пригорках. Грустил вокруг часовни шиповник. А сеятели поднимались на вершину круглого холма, как на вершину земного шара. И первым шёл навстречу низко­му солнцу Христос, мерно размахивая руками. И, готовое к новой жизни, падало зерно в тёплую, мягкую землю.

Вышел сеятель сеять на нивы своя.

7 апреля 1965 г. — 29 апреля 1966 г.

Челябинск (Шагол) — Рогачёв

Перевод с белорусского и комментарии Петра Жолнеровича.

НЕКОТОРЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА

1. Новый иезуитский костёл действительно был закончен только около середины XVII в.

2. Немного позднее та самая подметная еретическая книга с некоторыми исправлениями была в Городне напечатана .

3. Волчий Хвост - воевода, приводивший в христианство радимичей и кривичей. В погоне за этой благородной целью почти полностью вырезал Мстиславль, жители которого с того времени - "недосеки".

4. Каким образом безграмотный палач первой половины XVI в. мог предвидеть появление, скажем, господина Канеллопулоса, теоретика партии ЕРЕ, поэта, философа, академика и теоретика убийства, а так же подобных ему, - тайна сия велика есть! Наверное, всё от Бога, и некоторые лица, благодаря ему, имеют дар предвидения.

5. Вся история древности и средних веков если и знала восхищение природой, то только физически. Восхищаться природой на бумаге или на словах считалось делом подозрительным, напрасным и пустым. То ли многовато было этой самой вражеской природы, то ли недоставало мозгов и эстетической жизни, то ли не доросли ещё люди, но в течение двадцати семи веков европейской литературы мы не встретим в ней даже такого количества пейзажей, сколько их, скажем, в "Войне и мире". Просто не считали нужным, как и создатели слишком современных романов.