Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

— А говорила ведь тебе! Ну, в башню! Вот бы и вы­дали. Тащи! Быстрее!

Распятая на вратах Магдалина видела это сквозь глазок и, однако, не могла даже звать на помощь. Кто бы услышал её в этом диком хорале радости? Нет уж, ниче­го не поделаешь. Конец.

Лязгнул за беглецами тяжёлый бронзовый засов. Загудела медная дверь. Магдалина осела на колени, мед­ленно, в глубоком обмороке упала на землю.

Это был конец. На лужайке добивали татар, ловили перепуганных коней, которые дико ржали и бросались туда и сюда. Кричал на всех безумно Христос:

— Лови их! Да быстрее вы, черти, ради Бога! Давай, давай. Они этого так не оставят.

Монашки стояли в сторонке. Печальные.

— А мы как? — спросила та, которая заигрывала с Юрасём.

— Любушки, — ответил школяр, — в другое время, сами знаете, вы на тот свет и мы вслед. А сейчас нельзя. Они сюда через час такую силу нагонят... И снимут с вас и нас шкуры да натянут на барабан или кострою набьют... А вам с нами — никак нельзя. Тут на конях скакать надо... Вон у вас башни неприступные... Та вон.

— Та почему-то закрыта.

— А те?

— Те отворены.

— Так разве татарин конный туда залезет? Первые бойницы — десять саженей от земли. Припасы есть?

— Есть.

— Так бегите туда, закройтесь, нижние бойницы заткните да сидите себе тихонько. Пересидите беду. Не бойтесь. Они штурмовать не мастера. И долго они тут не будут. — Юрась весело скалился. — Они на хапун. На­летят, награбят, сожгут, наложат да назад. Больше неде­ли в одном месте не бывают.

Ему подвели коня, Христос вскочил в седло. Увидел, как несут обморочную Магдалину, как сажают на коня прямо в обнимки Тумашу.

— Ну, таечки, быстрее.

— Дай хоть поцеловать тебя, Боже, — попросила грустно озорная. — Чудотворец ты наш. Впервые я в тебя поверила, сокол.

— Так уж и сокол. Ворона. — Он поднял её, с силою поцеловал в губы и поставил на землю. — Бегите, девчата! Хлопцы, за мной!

Взяли намётом. Поднялась столбом под ногами пыль. Содрогнулась от цокота дорога.

Если бы кто-нибудь взглянул в это время на землю с высоты птичьего полёта, он бы увидел три кавалькады, разбегавшиеся в разные стороны от закрытого на все за­совы и будто бы безлюдного кляштора.

Одна (небольшая — два всадника и два заводных коня) бежала в сторону Городни глухими лесными дорогами. Мчались мужчина и женщина. На седле у мужчи­ны неподвижно лежал бездыханный свёрток.

Второй отряд тоже словно убегал, но в противопо­ложную сторону. Там рассуждали так: если крымчаки и по­гонятся, так никто не подумает гнаться туда, где блуждают их же отряды. Мчался с намерением отдалиться от кляштора, а там, свернув, направиться страшными наднеманскими пущами на север. Кони летели, как стрела с тетивы. В этой кавалькаде на одном седле тоже был неподвижный свёрток.

И, наконец, третья кавалькада, далеко обогнав вторую, ехала едва не по параллельной с нею дороге. Вспе­ненные, загнанные, кони шли поступью. Всадники были фантастически страшными. И без того широкие морды стали неестественно, ещё в два раза шире. И без того узкие глаза сошли на нет. Ехали вслепую, полагаясь на лошадей. Глава отряда изредка поднимал веко пальцем и смотрел на дорогу.

Христос и не думал ввязываться в общие неурядицы. Он не знал о сговоре отцов церкви и мурзы Селима. А если бы и знал, то был бы в недоразумении о того, что сможет он с десятком людей, если в бездействии огромное войско.

Хорошо, что шкуру успели спасти. Приятно, что спасли женщин. Ещё лучше, если бы удалось отыскать Анею — всё равно, изменила либо нет. А насчёт остального — что ж... Ужасно, конечно, жаль людей. Но что может сделать бродяга с дюжиной сподвижников? На это есть войско. Огромное, могущественное войско Городни. Ему будет тяжело — встанет войско Белорусско-Литовского княжества. Кто его побеждал до сих пор? Крестоносцы? Батый когда-то? Другие? Ого! Вот погоди, соберутся лишь, встанут — полетят с татарвы перья. Репу будут копать носом. А он — маленький человек; ему надо выжить, уберечь людей, которые надеются на него и за которых он отвечает. Возможно, найти свою женщину.

Надо кое-как дожить жизнь, раз уж попал в этот навоз. Если увидит, что где-нибудь дерутся, стороной объедет.

...Случилось, однако же, совсем не так. Через какую-то там пару часов он попал в такой переплёт, какого ещё не бывало никогда в его жизни.

...Миновала короткая ещё, на две птичьи песни, ночь самого начала августа. Занимался рассвет. Солн­це вот-вот должно было взойти. Предутренний ветерок блуждал по некошеным травам.

Надо было дать коням отдохнуть и хоть кое-как попасти их. Животных не рассёдлывали. Сбросили лишь саквы.

Остановились на самой вершине пригорка. Спу­скаться вниз не стоило. С высоты ещё издалека можно было заметить приближение орды и убежать. Лес, в ко­торый должны были они свернуть, чтобы пробиться на север, был — рукой подать. Туда они и поскачут, если появится опасность.

Перед ними была ложбина. По ней вела, довольно близко приближаясь к гряде пригорков, просёлочная до­рога. На юге, где могла быть опасность, дорога выныри­вала из пущи в каких-то там пятистах саженях: времени, чтобы убежать, хватит по горло.

Магдалину сняли с коня, но привести её в сознание никак не удавалось. Потрясение было таким сильным, что обморок её перешёл в глубокий, беспробудный сон. Дули в нос, слегка хлопали по щекам — ничего не помо­гало. Юрась приказал бросить. Очнется.

Поставили на стражу Иуду, а сами раскинулись в траве, чтобы хоть немного отдохнуть самим да, может, хоть на минуту вздремнуть после бессонной ночи. Постепенно все умолкли. Задремал и Христос.

Снилось ему, что плыла от горизонта какая-то неясная масса. Потом она приблизилась, и он с удивлением увидел, что это люди в чистых белых одеждах. Они шли то пооди­ночке, то по двое, а то и довольно большими группками, но не в толпе, потому что между ними плыло бесконечное море животных. Люди вежливо разговаривали между со­бою, но удивляло не это, не отсутствие гнева, зависти, нерв­ной вражды, а иное. В веренице шли рядом весёлые, улыб­чивые волки и смотрели солнечными собачьими глазами на кокетливых оленей и махали им хвостами. У обочины собака играла с кошкой: делала вид, что идёт сторонкой, по своему делу, а потом бросалась, хватала за задницу и мягко «жевала». Кошка, лёжа на спине, вяло, мягкими лапами, отбивалась. Шли ягнята и львы. Последних он сразу узнал. Совсем будто в книгах. Весьма похожи на собак.

Долетали топот ног, блеяние, какой-то непонятный скрип.

А люди шли и дружелюбно поднимали к нему руку в знак приветствия, и смеялись. У них были удивительно светлые лица, совсем не такие, какие приходилось видеть до сих пор. Не ангелы. У ангелов холодные глаза. В этих глазах была любовь, а в жилах — горячее течение крови.