Бус Таркинтон - Суета и смятение

— Вы и не открываете, — вставил Биббз.

— Я вижу, что ты начал по меньшей мере в хорошей форме. Откуда такая перемена?

— Влюбился в станок, — сказал Биббз. — Подружился с ним. Пою ему серенады, мы беседуем — и он отвечает.

— Правда-правда? И что он говорит?

— То, что мне хочется услышать.

— Ну-ну! — Доктор потянулся и постучал ногой по полу. — Но тебе лучше отправиться со мной и прокатиться. Можешь воспользоваться временем, что он выделил на твой осмотр, как пожелаешь, и…

— Ни за что, — возразил Биббз. — Я останусь с пожирателем цинка до пяти. Говорю же, он мне НРАВИТСЯ!

— Тогда, полагаю, это конец твоим мечтам писать.

— Не знаю, — задумчиво ответил он, — но пожиратель цинка хотя бы не мешает мне размышлять. Это лучше, чем корпеть над счетами, уж в этом я уверен. Не хочу ничего менять. Буду рад жить так, как сейчас, до конца своих дней.

— Чёрта вокруг пальца обводишь! — воскликнул Гурней. — А твой отец прав, когда убеждает меня, что ты непрост. Может, Господь и ведал, что творил, когда лепил тебя, но почему-то в это не верится! Ладно, я пошел. Возвращайся к своему кровожадному станку. — Он залез в автомобиль, который водил сам, но чуть задержался, добавив: — Мне удалось убедить старика, что ты его предупреждал — далеко руку запускать нельзя, а он поранился из-за того, что проигнорировал твое предупреждение, к тому же пытался показать тебе, как делать то, что ты сам умеешь делать гораздо лучше него. Передай, я заеду завтра утром узнать, как он там, и сменить повязку. До встречи.

На следующее утро врач нанес обещанный визит и сделал больше, чем просто поменял бинты на поврежденной руке. Рана оказалась серьезной, и Гурней долго с ней провозился. Сам же Шеридан презрительно фыркал и протестовал так, что его пришлось не на шутку припугнуть ампутацией, лишь бы он вел себя спокойнее. Он спустился к столу с рукой на перевязи, всем видом показывая, что творится настоящее безобразие, а когда его спросили о здоровье, он воспринял это как намеренное оскорбление. Миссис Шеридан в течение дня несколько раз не смогла сдержать порыв позаботиться о муже, и он ее одергивал столь грубо, что она испуганно бледнела, посему, когда Роскоу и Сибил пришли в пять, она поспешила предупредить их о том, чтобы они ни в коем случае не касались в разговоре его травмы, а по возможности вообще не смотрели на повязку.

По воскресеньям Шериданы ужинали в пять. Сибил с большим трудом давалось приходить точно в срок, а не чуть раньше или позже; через две минуты после прибытия супругов все члены семьи сидели за столом.

То было мрачное собрание, полное зловещих знамений. Сам воздух звенел от напряжения, каждую секунду от малейшей искры мог произойти взрыв, а выражение лица, с каким миссис Шеридан взирала на мужа, ни на миг не отрывая взгляда, скорее подобало молитвенному экстазу. Эдит была бледна и сосредоточена. Роскоу выглядел больным; Сибил выглядела больной; Шеридан выглядел больным и раздраженным. Биббз казался румянее любого из них, лицо его будто озарилось внутренним светом. Это нескрываемое счастье словно бросало вызов тяжелой атмосфере, царившей в доме.

Эдит почти не ела, но не осмеливалась поднять глаз от тарелки. Она ни разу не посмотрела на Сибил, хотя та время от времени нехорошо косилась на нее и тут же отводила взгляд. Роскоу не проглотил ни крошки, но, как и сестра, уставился в тарелку и притворился, что созерцает кушанье на ней, погружая в него вилку, но так и не поднимая ничего ко рту. Он ни разу не взглянул на отца, хотя отец всё это время не сводил с него глаз. Между Эдит и Сибил, как и между Роскоу и отцом, будто протянули беспроводной телеграф, по которому беспрерывно шли сообщения, хотя вся живительная церемония воскресной трапезы проходила в изредка прерываемом молчании.

— Ты не был этим утром в церкви, Биббз? — спросила мать, пытаясь хоть как-то разбавить эти жуткие паузы.

— Что вы сказали, мама?

— Ты не ходил этим утром в церковь?

— По-моему, ходил, — ответил он из своего счастливого забытья.

— По-твоему! Ты разве не уверен?

— Ах, да. Да, в церковь я ходил!

— В какую?

— В кирпичную, что дальше по улице.

— И о чем была проповедь?

— Что, мам?

— Ты меня плохо слышишь? — воскликнула она. — Спрашиваю, о чем была проповедь?

Он встряхнулся.

— По-моему, она была… — Биббз нахмурился, силой воли заставляя себя вспоминать. — По-моему, там говорили что-то про Библию.

Облаченный в белый фрак Джордж с радостью воспользовался возможностью выскользнуть из столовой и поделиться услышанным с «мистром» Джексоном, фыркая тому в плечо:

— Он даж не знает, была ль там пропыведь! — сказал он в заключение пересказа диалога хозяев. — Он токмо и помнит, что был с соседской леди!

Джордж не ошибся.

— Ты ходил в церковь один, Биббз? — спросила Сибил.

— Нет, — ответил он. — Не один.

— Вот как?! — Сибил произнесла это восклицание с интонацией насмешливого вопроса, а затем повторила, уже утвердительно, весело показав, что всё и так ясно: — Вот как!

Биббз пристально смотрел на нее, ожидая продолжения, но она молчала. Этот разговор стал завершением мрачного пиршества.

Наконец подали кофе, его быстро выпили, и компания разбрелась по особняку. Биббз отправился за отцом и Роскоу в библиотеку, однако ему сразу дали понять, что он там лишний.

— А ТЫ иди слушать фонограф с женщинами, — приказал Шеридан.

Биббз уступил со словами:

— Иногда мне кажется, что с вами невозможно поладить!

Тем не менее он послушно прошел в комнату, всю в позолоте и парче, куда, следуя воскресной традиции, беспрекословно удалились его мать, сестра и невестка. Эдит сидела в уголке, постукивала пяткой о пятку и взирала на остальных; Сибил расположилась в центре комнаты и разглядывала брошь, отстегнутую от воротничка; миссис Шеридан перебирала коллекцию записей, состоявшую исключительно из Карузо и регтайма. Наконец она выбрала одну, заметив, что это «миленько», а затем еще одну, сопроводив той же репликой.

Вторая запись смолкла, и в широких дверях появился Джордж, всем видом показывая, что пришел с поручением, однако не произнося ни слова. Вместо этого слуга снисходительно улыбнулся Эдит, и она незамедлительно покинула комнату. Джордж, как дипломат с успешно выполненной миссией, уступил ей дорогу и пошел следом в коридор. Он позаботился о том, чтобы все поняли, что он исполняет секретное поручение Эдит, и был счастлив и горд, что ему удалось соблюсти всю договоренность до мелочей.

Сибил напряженно застыла в кресле; ее губы приоткрылись, а глаза с любопытством вперились в удаляющуюся спину белого фрака.

— Что происходит? — тихо, но резко спросила она.

— А вот еще миленькая песня, — произнесла миссис Шеридан, весьма неуклюже притворяясь, что не слышала вопроса. Она включила музыку.