Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Печатается по: Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1847. № 20. 25 янв.

Имеются в виду «С.-Петербургские ведомости», издателем которых являлась Академия наук.

См.: Шевырев С. П. Николай Михайлович Языков // Московский городской листок. 1847. № 6, 7.

Так, еще в 1824 г. в «Литературных листках» Булгарин писал: «Гений Пушкина обещает много для России; мы бы желали, чтоб он своими гармоническими стихами прославил какой-нибудь отечественный подвиг» (№ 1. С. 25). В 1830 г. в рецензии на VII главу «Евгения Онегина» он развил эту мысль: «Мы думали, что автор “Руслана и Людмилы” устремился на Кавказ, чтобы напитаться высокими чувствами поэзии, обогатиться новыми впечатлениями и в сладких песнях передать потомству великие подвиги русских современных героев. Мы думали, что великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение всех просвещенных народов, возбудят гений наших поэтов – и мы ошиблись! Лиры знаменитые остались безмолвными, и в пустыне нашей поэзии появился опять Онегин, бледный, слабый… Сердцу больно, когда взглянешь на эту бесцветную картину» (Северная пчела. 1830 № 35. 22 марта).

В своих «Воспоминаниях» Булгарин не успел написать об этом.

Ср. об А. Д. Хрипкове: «Это был человек, в известном отношении, не от мира сего. Он – орловский помещик, роздал свое имение родственникам, сделался артистом (в значении – «человеком искусства». – А. Р. ); уехал в Дерпт на несколько времени и оставался тут 20 лет; доходил иногда до того, что нуждался в мелочах, но был со всеми знаком, всеми любим, хотя ни у кого не заискивал и всем за взятое отплачивал или своими артистическими произведениями, или своею дружескою компаниею» ( Пирогов Н. И. Вопросы жизни // Пирогов Н. И. Сочинения. Киев, 1910. Т. 2. С. 610–611).

Так прозвал его любезный мой товарищ по изданию Русской статистики 111, ныне профессор Казанского университета, Н. А. Иванов.

Булгарин приобрел имение Карлово под Дерптом в 1828 г. Он вспоминал в 1858 г.: «…я, продав мое именьице в западном крае России, переселился в Лифляндию. Признаюсь вам, что вновь заведенный тогда в Лифляндии порядок (крестьяне там были освобождены от крепостной зависимости. – А. Р. ) побудил меня к этому. Это тот же самый порядок, который предполагается теперь ввести во всех населенных имениях в России. Я не мог отдельно завести этого порядка в помянутом моем именьице и потому решился отказаться от него и переселиться туда, где этот новый порядок уже существовал. Вот уже тридцать лет прошло с тех пор, и я испытал пользу того, что теперь намерены сделать во всей России. По долгу веры и по всем законам человечества так быть должно, и наконец мы дождались, что так будет у нас в России» ( Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1858. № 235. 25 окт.).

Языков жил в Дерпте 7 лет, с 1822 по 1829 г.

Булгарин имеет в виду следующие издания: Языков Н. Стихотворения. СПб., 1833; Он же . Новые стихотворения. М., 1845.

Знаменитый гермейстер ордена меченосцев.

Развалины рыцарских замков.

Перепечатка стихотворения Языкова не прошла Булгарину даром. В конце января 1847 г. Н. И. Греч писал Булгарину: «У меня был Л. В. Д[убельт] и объявил, что приведение стихов Языкова о Лифляндии принято было с неудовольствием, потому что теперь не время на такие выходки» (Наша старина. 1916. № 1. С. 70). Замечание было сделано редакции «Северной пчелы», хотя стихотворение печаталось отнюдь не в первый раз: впервые оно было опубликовано в альманахе «Мнемозина» (1825), затем входило в сборник стихотворений Языкова 1833 г.

Стихотворение Языкова 1822 г.

Имеется в виду стихотворение «Воспоминание об А. А. Воейковой» (1831). Языков был влюблен в жену А. Ф. Воейкова, племянницу В. А. Жуковского А. А. Воейкову.

Этот пост занимал тогда Д. В. Дашков.

Неточно цитируется стихотворение И. И. Дмитриева «Эпитафия» (1803). См. примеч. 340 на с. 336.

Булгарин имеет в виду В. Г. Белинского, который в 1840‐е гг., после сближения Языкова со славянофилами, неоднократно негативно отзывался о его творчестве. В статье 1842 г. «Русская литература в 1841 году» он писал, что Языков «утратил даже свой звонкий и разгульный стих» и у него «не сорвалось с пера ни одного русского слова, ни одного русского выражения, на которые отозвалась бы русская душа или в котором отозвалась бы русская душа» ( Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1978. Т. 3. С. 313). В этом же 1842 г. в рецензии на «Стихотворения Полежаева» он назвал Языкова стихотворцем, который «ошибочно провозглашается поэтом» (Там же. М., 1979. Т. 5. С. 12). В статье Белинского «Русская литература в 1844 г.» Белинский даже утверждал, что «в эстетическом отношении общий характер поэзии г. Языкова чисто реторический, основание зыбко, пафос беден, краски ложны, а содержание и форма лишены истины» (Там же. М., 1981. Т. 7. С. 459).

Печатается по: Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1854. № 175. 7 авг.; 1852. № 99. 3 мая; 1855. № 244. 5 нояб.; 1847. № 8. 11 янв.

Воспоминания написаны по поводу книги П. А. Кулиша «Опыт биографии Н. В. Гоголя, со включением до сорока его писем» (СПб., 1854), вышедшей под псевдонимом Николай М+.

Кулиш писал, что 10 апреля 1830 г. Гоголь «определился на службу в Департамент уделов и занял место помощника столоначальника, – но не прослужил здесь и году» ( Кулиш П. А. Указ. соч. С. 42).

Булгарин имеет в виду себя.

Памятник архитектуры раннего классицизма. Построен в 1760–1770‐х гг. (ул. Почтамтская). Дом не сохранился.

После того как в 1936 г. Вас. Гиппиус опубликовал документы о службе Гоголя в Департаменте государственного хозяйства и публичных зданий и привел аргументы против булгаринской версии (см.: Документы о службе Гоголя в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий / Публ. Вас. Гиппиуса // Н. В. Гоголь: Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Вып. 1. С. 291–294), она стала считаться недостоверной. По мнению Гиппиуса, после обнаружения публикуемых им документов «для “булгаринской версии” в биографии Гоголя не остается <���…> места» (с. 294). Но из булгаринских воспоминаний следует, что Гоголь числился на службе в III отделении очень недолго. Следовательно, все отводимые Гиппиусом хронологические точки вполне подходят для этого. Гиппиус утверждает, что «поступление на службу до заграничной поездки невероятно. Если еще можно было допустить, что Гоголь для успокоения матери выдумывал несуществующие службы, то обратное было бы абсурдом; скрывать от матери свою службу, зная, как она ждет от него известий о поступлении, Гоголь, конечно, не стал бы» (Там же). Это не совсем так. Если Гоголь, поступив в III отделение, сразу пожалел об этом и решил не служить там, то он не стал бы информировать мать о поступлении, чтобы не пускаться в сложные и малопонятные матери мотивы ухода с этой службы. Это могло происходить в апреле или мае 1829 г., до отъезда в Германию. Отводит Гиппиус и сентябрь 1829 г., так как «слова в письме от 27 октября – “в скором времени я надеюсь определиться на службу” – в общем контексте письма заставляют думать, что речь идет о первой службе» (Там же). Однако Гоголь мог скрывать от матери факт поступления на службу в III отделение. Наконец, что касается месячного промежутка между увольнением из Департамента государственного хозяйства и поступлением в Департамент уделов, то, по мнению Гиппиуса, «слова письма от 2 апреля – “после бесконечных исканий, мне удалось, наконец, сыскать место”, – говорят о том, что и в марте 1830 г. Гоголь, скорее всего, нигде не служил» (Там же). Последнее утверждение не представляется достаточно убедительным. Если Гоголь писал о «бесконечных исканиях», среди которых и служба в Департаменте государственного хозяйства, то что мешало ему включать в число этих «бесконечных исканий» и кратковременную службу в III отделении? Таким образом, доводы Гиппиуса представляются неубедительными.