Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Отрывок был опубликован: Катенин П. А. Вражда и любовь: (Из комедии) // Невский альманах на 1830 г. СПб., 1829.

См.: Катенин П. А. Размышления и разборы // Литературная газета. 1830. № 4, 5, 9–11, 19–21, 33, 33, 40–44, 50, 51, 67–72.

Булгарин поместил резко отрицательную рецензию на это издание (Северная пчела. 1833. № 97, 98. 3, 4 мая).

Стихотворение, о котором пишет Булгарин, не было обнаружено и в дальнейшем.

Ср. с запиской о Катенине, написанной Булгариным для III отделения в ноябре 1826 г.: «Павел Александрович Катенин был некогда оракулом Преображенского полка, регулятором полкового мнения и действий молодых офицеров. Он воспитывался в родительском доме на скорую руку, выучился по-французски, танцовать и на 14 году от роду вступил в статскую [службу], а в 1809 году был уже титулярным советником. В 1810 он перешел в Преображенский полк и в 1820 году произведен был в полковники; в том же году вышел в отставку, на 28 году от роду: ему теперь только 34 года.

Не получив никакого основательного воспитания и вышедши на 14 году в свет, с умом быстрым и пылким характером, страстью к литературе и чтению, он бросился на философический словарь Вольтеров и все творения энциклопедистов, а имея необыкновенную память, испестрил ум свой блестками и мишурою, которые казались драгоценными предметами молодым офицерам и даже пожилым безграмотникам. Оттого-то он почитался в полку гением и поддерживал свою славу охотою к спорам диалектическим и самонадежностью. Некоторые успехи в литературе и на сцене еще более утвердили его в сем мнении о себе. Но гвардейские офицеры превозносили его, а литераторы не любили за крутой нрав, вспыльчивость и даже дерзость в обхождении. В это время он был вреден своим влиянием и распространением волтерианства. Говорят, что покойный государь знал это и велел ему выдти в отставку (под рукою). Должно однако ж сказать, что Катенин более желал блистать , нежели действовать к какой-либо вредной цели. Он был frondeur не образа правления или политической системы (о которых не имеет понятия), но был frondeur des personnes, порицателем лиц . Рассердившись на графа Милорадовича за то, что он протежировал дурных актрис-красавиц, Катенин без умолку ругал его во всех домах. Он называл покойного графа Tyran, mais plutôt âne que tigre [тираном, но скорее ослом, нежели тигром ( фр .)]. Это дошло до графа, и он отомстил ему. Однажды в театре начали вызывать Азаревичеву, любимицу Милорадовича, и Катенин как исступленный кричал: “Не надо, не надо!” – Граф отрапортовал покойному государю в Верону, и государь, по прежнему замечанию, велел выслать Катенина из города в свою деревню [7 ноября 1822 г.]. – С тех пор он весьма переменился, сделался скромнее в речах и в поступках, и как он никогда не был в душе ни якобинцем, ни атеистом, а болтал только в молодости, чтобы казаться выше других умом, то и самые зародыши сей идеи исчезли в нем. Он тем менее опасен ныне, что все прежние его поклонники и друзья-литераторы его оставили, а старые офицеры переменились, и сам Катенин сделался другой человек. Страшное дело! Я слышал от величайших защитников Катенина, что с ним нельзя теперь говорить, что он отстал в понятиях о литературе и вообще в суждениях. Так просвещение невидимо идет вперед. Теперь Катенин проводит время у Колосовой и других актрис, переводит и сочиняет для них пиесы и удивляется, что прежние его друзья и поклонники охладели к нему. Суждение Грибоедова о нем прекрасное: “Катенин не поглупел, но мы поумнели, и оттого он кажется нам ничтожным”.

Я оттого распространился столько о Катенине, что если сравнить прежнее его поведение с нынешним, то он совершенно два человека, и сколько прежний Катенин мог казаться опасным, столько нынешний безопасен» (Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III отделение / Изд. подготовил А. И. Рейтблат. М., 1998. С. 81–82).

Печатается по: Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1854. № 12. 16 янв.

Цикл публикаций В. П. Гаевского о Дельвиге состоит из четырех статей (Современник. 1853. № 2, 5. 1854. № 1, 9).

А. А. Дельвиг в 1821–1822 гг. часто встречался с Булгариным на заседаниях Вольного общества любителей российской словесности, бывал у него дома (см.: Базанов В . Вольное общество любителей российской словесности. Петрозаводск, 1949. С. 371, 375, 379; Вацуро В. Э. С. Д. П. Из истории литературного быта пушкинской поры. М., 1989. С. 105, 134), в 1823 г. поместил в булгаринских «Литературных листках» (№ 4) стихотворение «На выпуск птички». В июне 1824 г. конфликт между Булгариным и Дельвигом чуть не завершился дуэлью, с этих пор Дельвиг отзывался о литературной деятельности Булгарина резко негативно (см. его письмо П. А. Вяземскому от 10 сентября и письмо Пушкину от 28 сентября 1824 г.: Дельвиг А. А. Соч. / Изд. подгот. В. Э. Вацуро. Л., 1986. С. 284, 286). Личные отношения Булгарина и Дельвига были восстановлены в январе 1825 г., но ненадолго. В «Литературной газете» Дельвиг поместил отрицательные рецензии на «Димитрия Самозванца» (1830. № 14; без подписи) и на немецкий перевод «Ивана Выжигина» (1830. № 34), а также ряд других антибулгаринских публикаций.

У Булгарина описка: Иванович.

Курсив в цитатах здесь и далее Булгарина.

Эти серебряные четвертаки составляют всю сущность произведений барона Дельвига. Нет ни одного червонца!

Это говорит автор статьи о Дельвиге.

«Монах» – поэма, которую собирался написать Дельвиг (замысел не был осуществлен).

Цитируется письмо Пушкина Дельвигу от 23 марта 1821 г.

В другом своем фельетоне Булгарин писал: «В начале моего деятельного участия в русской литературе, т. е. с 1820 года, в Петербурге во многих домах были общества, в которые приглашались писатели, обратившие на себя внимание, художники и артисты. Припомню петербургским старожилам дом государственного секретаря, президента Академии художеств и директора Императорской Публичной библиотеки, Алексея Николаевича Оленина, у которого собирались на вечер каждое воскресенье, дом русского историографа Николая Михайловича Карамзина, который был открыт каждому знакомому ему, ежедневно, в девять часов вечера. Графиня Софья Владимировна Строганова (урожденная княжна Голицына) и государственный канцлер граф Н. П. Румянцов приглашали также, довольно часто, литераторов и художников на обеды и вечера. Умалчиваю о других собраниях. Во всех этих обществах не играли в карты, а беседовали о литературе, художествах и изящных искусствах. Многие в этих литературных беседах научились тому, чему никогда бы не научились иным образом. Более прочих обществ имело влияние на литераторов и художников общество у Алексея Николаевича Оленина, которого память непременно сохранится в истории литературы лучшей ее эпохи. Он ободрял литераторов в их трудах, советовал им и принимал даже отеческое участие в их судьбе. Добрый, благородный, умный, незабвенный муж в истории просвещения России! – Недостатком всех этих русских литературных обществ в двадцатых годах был недостаток в них дам, которые бы принимали сердечное участие в русском языке и в русской литературе. Недоставало только женщин для упрочения этого стремления к высокой цели, потому что без женщин изящное и прекрасное может только появляться вроде метеора, но не утверждаться в гражданском быту» ( Ф. Б. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1854. № 256. 13 нояб.).