Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Дмитриев никогда не был в коротких , а тем более в весьма коротких сношениях с С[перанским], а что он называет его Грамотин, это г. Б[улгарин] взял из моей же статьи. С моей стороны, в утверждении, что С[перанский] никогда не имел этой фамилии, нет никаких догадок : это просто единогласное показание всех местных современников и всей его семьи. После этого точно говорить нечего , но не в том смысле, как восклицает г. Булгарин.

NB. Г. Б[улгарин], разделяя мой 1‐й пункт на два, чтоб показать, будто бы ни оставит ни одного моего замечания без возражения, совсем обходит 2‐й.

Здесь нет ответа на мои замечания, доказывающие совершенную неточность сведений г. Б[улгарина]. Если ж он считал эти подробности незанимательными (они все же занимательнее, нежели помещенные в «Воспоминаниях» об учителях и ученических летах г. Б[улгарина]), то незачем было ему и печатать их в своей книге.

Забавно, что в самих «Воспоминаниях» сказано: «К[нязь] Куракин… предложил ему место частного своего секретаря , которое С[перанский] принял охотно» – а теперь сам же г. Б[улгарин] против этого спорит.

Почему же г. Б[улгарин], мимоходом вспомнивший о С[перанском], считает свои показания более точными, нежели мои, т. е. человека, посвятившего несколько лет на самые деятельные и подробные о нем изыскания, и нежели показания того лица, которому по словам самого г. Б[улгарина] С[перанский] преподавал уроки?

Любопытно бы слышать эти собственные слова и подтверждения этих свидетелей.

А что бы сказал еще г. Б[улгарин], если б знал, что С[перанский] жил вместе с людьми 22 к[нязя] Куракина, что он ел с ними и играл в карты и что даже двух камердинеров его считал своими патронами?

По месту и почет ( фр .).

Неужели это маловажнее формуляра г. Булгарина? На пропуск, в числе генерал-прокуроров, кн. Лопухина, он ничего не отвечает.

Сперанский не мог этого говорить, ибо самому Кочубею рекомендован был Трощинским, на что у нас есть и письменные доказательства.

Не в том, а в том, что третья часть Гражданского уложения названа – Коммерческим уставом и Уголовным правом, чего все это многословное возражение нисколько не опровергает. Как ни делить математику, а все же алгебру нельзя назвать тригонометриею, и наоборот.

Записка составлена не приближенным лицом, а самим Сперанским, и черновая у нас в руках. Там сказано только, что третья часть Гражданского уложения тоже была подготовлена Сперанским и требовала еще только отделки; но нигде не сказано, чтоб эта третья часть заключала в себе – Коммерческий устав и Уголовное право.

Взамен записки, которую собирается мне представить – вероятно в копии – г. Булгарин, я могу услужить ему подлинною руки С[перанско]го и немецким ее переводом, напечатанным в «Zeitgenossen» 24.

Речь идет о следующей книге: Schnitzler J. H. Histoire intime de la Russie sous les empereurs Alexandre et Nicolas: et particulièrement pendant la crise de 1825. Paris, 1847. T. 1–2.

Откуда попала сюда эта выходка? Ни к селу, ни к городу. Уж не хочет ли г. Б[улгарин] намекнуть, что я стремлюсь убавить славу Сперанского и что он сбирается – защищать ее против меня?!!

Замечание мое останется в своей силе, именно что нельзя сказать, как сказал г. Б[улгарин], что «Сперанскому дано было поручение преобразовать все духовные училища в России», когда это поручение дано было не ему , а Комитету, состоявшему из шести членов, в числе коих и он находился.

Пропущенное составляет точно также «важнейшие труды», частию еще важнейшие, нежели приведенное.

Тут дело не в русском произношении, а в английском правописании.

Таким образом, при допущении подобных неточностей в биографиях, не останется в них и ничего не только важного, но даже достоверного для потомства.

Моя вина, моя большая вина! ( лат .).

Зачем же тогда и включать в воспоминания чего нельзя упоминать .

Очень важно нам знать.

Здесь важно то, что г. Б[улгарин] влагает в уста С[перанского] ложь. Но для наблюдателя и мыслителя – несмотря на плоскую шутку г. Б[улгарина] – очень любопытно знать, где и в каком положении своей треволненной жизни совершил С[перанский] этот труд, – гораздо важнее, во всяком случае, нежели знать, когда и где написан был «Выжигин» 27.

Авторская воля не может ломать истории, и эта умышленная переделка доказывает, сколько можно полагаться на другие показания г-на Б[улгарина].

Автор не утверждает, а ссылается на указ и, вместе, исправляет и другую, вероятно, тоже умышленную переделку г-на Б[улгарина] о времени пожалования, здесь очень важном.

Да будет так! ( фр .).

Того, что говорит г. Б[улгарин], в означенной записке нет , а спорить нельзя, хоть бы и хотелось, потому что мое показание утверждается на документах.

Выше видно, что если он не принял, то не мог и оспорить или опровергнуть ни одного из других замечаний. О настоящем же трудно понять, почему оно входит в характеристику Сперанского, когда последний, отрешая Трескина, привел только в действие полученное о том высочайшее повеление.

шляпа белая и белая шляпа ( фр .). Французская поговорка, русский аналог: «Что в лоб, что по лбу».

Это возражение не стоит опровержения. Уложение есть Code, а Учреждение есть Règlement 30 , и для всякого, даже не юриста, понятна коренная между этими двумя вещами разность, отделяющая их, не только по названию, но и по самому существу, как небо от земли. Что касается до Комиссии законов, то я покажу г-ну Б[улгарину] 50 указов и полтораста собственных ее журналов, где она именно так названа. Это все равно что сказать просто Сенат или Правительствующий сенат.

Если не важно, то незачем было г-ну Б[улгарину] о том и говорить; что же касается до моего сознания «о поручении Сп[еранском]у рассмотрения составленного тогда проекта Уложения», то такового в моей статье нет и быть не могло, ибо С[перанский] составлял проект, а рассматривал его Госуд[арственный] совет.