Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Не видав сам действий нашего парусного и гребного флотов, не стану повторять того, что весьма подробно и прекрасно описано его превосходительством А. И. Михайловским-Данилевским [1462]. Обращаюсь к тому, чему я сам был свидетелем.

С самого начала войны император Александр имел мысль выслать отряд чрез Ботнический залив по льду в Швецию, но главнокомандующий представлял, что это будет только бесполезный набег , если невозможно будет утвердиться на шведском берегу, а чтоб удержаться в Швеции и в то же время действовать в Финляндии, граф Буксгевден требовал вдвое более войска, нежели было тогда под его начальством, уверяя между тем государя, что мы завоюем Финляндию без больших усилий. Когда обстоятельства переменились в пользу шведов, граф Буксгевден писал к государю, что он вовсе не надеется изгнать неприятеля из Финляндии, усмирить восстание жителей и удержать страну в повиновении, имея под ружьем только 24 500 человек, и что ему надобно по крайней мере вдвое более войска; а если государю угодно, чтоб вторжением в Швецию принудить короля к уступке Финляндии, то для этого должно прислать, сверх находящихся уже в Финляндии 24 500 человек, еще по малой мере 50 000 человек. Граф Буксгевден рассуждал справедливо, но не было возможности удовлетворить его требованию. Армия наша была в Турции [1463], и остальное войско после трех кровопролитных кампаний (1805, 1806 и 1807) было малочисленно. В иных полках не было и полного батальона. Надлежало комплектовать полки рекрутами. Собрали, что можно было собрать из третьих батальонов полков, находившихся уже в Финляндии, присоединили части войска из гвардии, устроили два отряда и выслали их в конце июля в Финляндию [1464]. В отряде графа Витгенштейна было до 8 800 фронтовых, а в отряде князя Д. В. Голицына до 6 500 чел[овек] разного оружия. Кроме того, пришло несколько тысяч солдат из французского плена и рекрут, и таким образом собралось русских войск в Финляндии к 1 августу до 44 000 чел[овек] пехоты, 5 000 конницы и при них 186 орудий. Но в этой армии было множество больных от недостаточного продовольствия и изнурения, и госпитали были в самом плохом положении.

Маркиз Паулуччи передал верно государю положение войска и состояние дел в Финляндии, и вследствие того в Петербурге был составлен оборонительный план войны до зимы, благоприятной для военных операций в этой стране. По этому плану русские войска долженствовали занять линию от Биернеборга чрез Таммерфорс, Оривеси, Рауталамби, Куопио до Кеми, на пространстве более 500 верст, и укрепиться в селениях и в лагерях, а с другой стороны расположиться на морском берегу, от Биернеборга же до Сваргольма, под защитой нашего гребного флота. С этим планом отправлен был в главную квартиру, в Або, маркиз Паулуччи. Сколь важно было поручение, данное маркизу Паулуччи, и какою доверенностью государя он пользовался, видно из собственноручного письма государя к главнокомандующему [1465]: «Если до получения оборонительного плана успехи подвинут нас вперед и позиция, занимаемая войсками, будет выгодна, то не приводить плана в действие, а, объяснив подробно все обстоятельства маркизу Паулуччи, прислать его с оными обратно ко мне».

Здесь я должен сообщить анекдот, характеризующий графа Буксгевдена и маркиза Паулуччи. Этот анекдот рассказан мне почтенным Александром Ивановичем Михайловским-Данилевским. Его превосходительство позволил мне напечатать этот рассказ и сослаться на него [1466]. Со времени падения Римской империи почти все писатели, говорившие об Италии, изображают нам итальянцев хитрыми, уклончивыми, вкрадчивыми, скрытными и даже вероломными. У всех европейских народов итальянец есть синоним хитрости и вероломства. Однако ж это мнение вовсе не справедливо, и в Италии есть много людей с прямым характером, с возвышенною, пламенною душою и благородными чувствами. Эту справедливость отдал им один из самых просвещенных мужей в Европе – граф Сергий Семенович Уваров [1467]. Первообраз или тип итальянцев времен гвельфов и джибеллинов [1468]был маркиз Паулуччи. Он был храбр, откровенен, даже к собственному вреду, решителен и мстил своим противникам одними эпиграммами. Чтоб любить его и уважать искренно, надлежало знать его коротко и судить о нем по делам, а не по словам. В Остзейских провинциях, где он был двадцать лет генерал-губернатором, он оставил незабвенные следы своей умной, твердой и честной администрации. Многие дворяне не любили его за то, что он частенько сбивал крылья неумеренной гордости, ни на чем не основанной, а когда не стало маркиза Паулуччи, все отдали ему полную справедливость и теперь вспоминают о нем с любовью. Маркиз Паулуччи был со всеми ласков и даже фамильярен, но не допускал никого забываться перед ним и громил высокомерие и гордость своими убийственными сарказмами, в которых только один Вольтер мог с ним сравняться. Во всем маркиз Паулуччи был оригинален, и я в жизни моей не знал человека занимательнее, любезнее и умнее его. Что он добр душою, это скажут вам все до единого в Лифляндии, Курляндии, Эстляндии и в Псковской губернии, особенно же в Риге, постоянном его местопребывании. Но затронуть его было опасно, эпиграммы его клеймили навеки!