Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Редкий молодой человек при вступлении в свет не ощущал влечения к странствованиям. С каким любопытством рассматривается тогда каждый новый предмет, как хочется все знать, все видеть, все исследовать! У меня изгладились из памяти города, виденные мною в детстве, до определения моего в Кадетский корпус, и я, так сказать, сросся с Петербургом. Хотя и малолетные кадеты учатся географии, но в кадетском разговорном языке принято было, что каждая река называется Невою и каждое дерево березою . «Из какого ты города? – спрашивал, бывало, один кадет у другого. – «Из Ярославля». – «А есть у вас Нева ?» – «Есть, и большая: река Волга!» Мы всё измеряли Петербургом. Ямбург [1018], первый город на пути, не удивил меня своею ничтожностью. Он был и есть то же, что Петербургская сторона или Пески. Нарва, мало изменившаяся со времен Петра Великого, восхитила нас видом старины и иноземщины. Любимая моя наука, история, представила воображению моему множество картин, и я написал из Нарвы к Лантингу предлинное письмо, на нескольких листах, в котором вывел на сцену и датского короля Вольдемара [1019], и наших Ивана Васильевича Грозного и Петра Великого, украсив все моими юношескими мечтами [1020]. В городе, однако ж, было скучно, и мы, отдохнув сутки, пошли далее и наконец прибыли в Дерпт.

Теперь Дерпт – прекрасный, чистый, благоустроенный город; в нем около 13 000 жителей, университет, который посещают до 600 студентов, гимназия и другие казенные и частные учебные заведения, и в них до 1 000 человек учеников. Теперь в Дерпте лавки великолепные и богатые, в которых достанете все, что продается в Петербурге, Москве и Риге. А что был Дерпт тогда ! На большой площади были каменные домы, но весь город состоял из нескольких улиц, застроенных деревянными домиками, и вмещал в себе не более 2 500 человек жителей! В новоустроенном университете было не более полутораста студентов, а во всех других учебных заведениях, верно, не более трехсот учеников. Студентская форменная одежда удивила нас! Студенты носили тогда колеты [1021]кирасирского покроя, длинные ботфорты со шпорами, рыцарские шишаки и огромные палашища. Когда два студента шли по пустым улицам Дерпта, звук шпор и палашей раздавался в комнатах. В этом геройском костюме студенты ходили даже на лекции. Городские жители были вообще бедны. Гостиного двора тогда вовсе не было, лавок было не много, но жизнь в Дерпте была гораздо приятнее и веселее нынешнего.

Лифляндское дворянство, просвещенное и достаточное, не любит жить в своем богатом и торговом губернском городе, Риге, потому что не хочет совместничать в роскоши с рижским купечеством. Значение и важность дворянина состоят в его родовых преимуществах, заслугах, фамильных связях, а значение купца – в деньгах. К деньгам, т. е. к мамону, привязываются обыкновенно, как моль к шерстяным изделиям, тщеславие, высокомерие и гордость. А как выказать их? Роскошью и ложною щедростью. Весьма часто скрепя сердце купец бросает тысячи только для того, чтоб об нем говорили! Лифляндский дворянин живет чисто, порядочно, чрезвычайно скромно и более нежели умеренно. Званый гость угощается прилично, по всем правилам аристократического этикета, но угощается без излишества. У купца, напротив, званый обед или бал – синонимы излишества, совершенно одно и то же. Где у дворянина издерживается полдюжины бутылок вина, там у купца выходит целый ящик. Рига вообще город гастрономический, как Гамбург, с тою разницей, что в Гамбурге можно лакомиться в трактирах, а в Риге в трактирах голод и роскошь в купеческих домах. Рижские купцы по большей части (почти все ) комиссионеры и производят огромные обороты на чужой счет, ничего не рискуя; деньги им приходятся (или, правильнее, приходились) легко, без всякого риска, и они издерживают их весело на гастрономию и волокитство или покупаемую любовь. Лифляндскому дворянству трудно с ними соперничать, и потому дворянство избрало Дерпт для своего зимнего местопребывания. В это время жил в Дерпте патриарх лифляндского гостеприимства барон Левенштерн [1022], в прекрасном своем доме, на большой площади, возле ратуши. Высокая немецкая честность и прямодушие, французская любезность и русское гостеприимство были соединены в семействе Левенштерна. Здесь жил тогда известный умом и любезностью, француз родом и баварец по натурализации, граф де Бре, женившийся потом на дочери барона Левенштерна [1023]и бывший долгое время баварским посланником при российском дворе. Граф Бре выехал из Баварии, избегая мщения Наполеона, против которого он что-то написал. Граф Бре был человек высокого образования и обладал тем редким даром, которым славились французы XVIII века, – даром вести и поддерживать беседу. В доме Левенштерна ежедневно собирались, на вечер, все его знакомые, в том числе и ученые. Званые балы и танцевальные вечера бывали у него довольно часто. Время проводили чрезвычайно весело. Старик, отец этого почтенного семейства, уже в могиле. Переселившись из Дерпта и приезжая только по делам, он всегда навещал меня в Карлове, так же как и почтенный сын его [1024]. Теперь я потерял из вида это благородное семейство и знаю только, что достойный сын барона, камергер, находившийся при цесаревиче в Варшаве, продав поместья свои в Дерптском округе, проживает теперь в очаровательном имении своем Кокенгузене, на Двине, близ Риги. Кроме Левенштерна, в Дерпте проживало еще несколько почтенных семейств, у которых собиралось общество, по тону, просвещению, любви к изящному не уступавшее высшему обществу любой столицы. Семейство Криднера (у сына которого я купил Карлово [1025]) было музыкальное по превосходству. Четыре сына старика Карла Криднера (прозванного Carl der Kluge, т. е. Карл Мудрый) были отличные музыканты [1026]. Все любители музыки собирались в Карлове, где бывали концерты, в прекрасной огромной зале, и ныне существующей. Не только из всей Лифляндии, но и из Эстляндии приезжали в Дерпт дворяне с семействами провести время в приятном и просвещенном обществе, – и офицеры гвардии, из остзейцев, ездили туда почти ежегодно для свидания с родными и милыми кузинами. Во время ярмарки, продолжавшейся целый январь месяц, каждый день был бал и где-нибудь обед, и в эту пору разменивались здесь во множестве обручальными кольцами. Покойный граф де Бре, с которым я познакомился в Петербурге, с восторгом рассказывал мне о тогдашней дерптской жизни, что подтверждали и все знавшие Дерпт в то время. Все это теперь упало! Дворянство разделилось на партии; собрания в домах бывают редко; провинциальный дух, называемый здесь неправильно патриотизмом, занял все умы. На дворян не матрикулированных (т. е. не вписанных в дворянскую книгу остзейских губерний) смотрят как на зачумленных; с учеными не водятся, – и в Дерпте водворилась скука, хотя едва ли более где есть материалов к веселой, беззаботной жизни, как здесь, потому что здесь есть и просвещение, и образованность с хорошими качествами души. Во время постоянного моего пребывания в Карлове (от 1832 до 1837 г.) снова завелись в Дерпте общежитие, веселость в обществах и гостеприимство, смело могу сказать, что и я несколько содействовал к оживлению усыпленного духа общежития. Теперь опять в Дерпте холодно, как в могиле! Вообще, в немецком обществе должен быть будильник , француз или славянин с горячей кровью, а не то немцы скоро задремлют.