Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Если б мне предоставлено было избрать для себя какую-нибудь страну во всей Европе, я избрал бы Курляндию, с ее здоровым климатом, плодородною почвою, морскими портами и народом, способным к высокому усовершенствованию. Курляндия по своему положению может быть весьма богатою страною! Надобно только капиталов и промышленности.

Из Митавы мы пошли на Шавли [1044]. Здесь я отпросился в кратковременный отпуск, чтоб навестить дядю моего [1045], приора [1046]Доминиканского монашеского ордена, в Россиенах [1047]. Взяв подорожную, я поскакал на перекладных.

Добрый мой ротмистр Василий Харитонович Щеглов дал мне на дорогу плащ, из солдатского сукна, с башлыком (капюшоном), сшитый нарочно для бивак. Пока я доехал, правильнее доплыл по грязи до Россиен, плащ этот сделался жесткий, как кора. Грязь засохла на нем на два пальца толщиною. На последней станции узнал я, что дяди моего нет в городе, но что его ожидают на другой день, к празднику, не помню какому. Станционный смотритель, знавший все городские сплетни, советовал мне заехать к богатому еврею (не помню его имени), который поставлял вино и пряности в монастырь доминиканский, следовательно, примет хорошо племянника приора, т. е. настоятеля. Я так и сделал. Здесь я должен сделать отступление для полной характеристики тогдашнего времени.

В хаосе, называемом древним польским правлением, господствовали четыре стихии , или силы , подчиняя себе ход общественных дел. Эти четыре силы принадлежали богатым панам, католическому духовенству, женщинам и евреям, имевшим в руках своих все торговые обороты и все произведения земли, единственное богатство тогдашней Польши. Влияние панов и духовенства чрезвычайно уменьшилось после падения Польши; но сила жидов и женщин, сила невидимая, сила неосязаемая, действующая скрытно, была еще весьма велика в ту эпоху, о которой я говорю. Евреи действовали умом, хитростью и деньгами; женщины подчиняли всё своему влиянию умом, любезностью и красотою. Женщин с малолетства дрессировали к интригам (по-польски na forsy ), как дрессируют канареек делать разные штуки. На дворянские выборы (sejmiki), во время суждения тяжб, искатели приезжали в город с женами, дочерьми, кузинами и их приятельницами, которые везли с собою полный арсенал нежных взглядов, сладких речей и всевозможных искушений. Поляки с материнским молоком всасывали в душу рыцарское уважение, повиновение и преданность к женскому полу. Отказать в просьбе даме почиталось или совершенной дикостью, или непреклонностью Катона [1048], а как Катоны везде и всегда весьма редки, то польки владычествовали самовластно в своем отечестве.

Евреи составляли особое государство в государстве (Status in Statu). Общественные еврейские дела управлялись общинными правлениями или кагалами , которые имели между собою беспрерывные сообщения и в общем деле действовали всегда общими силами. Если надобны были деньги для общего дела, кагалы налагали подать на общины, по стольку-то с души, и в самое короткое время собирался миллион рублей или сколько было нужно. Эта денежная сила невидимо держала все в своей зависимости. Сверх того, евреи, посредством сношений между кагалами , знали все, что им нужно было знать, потому что богатые евреи по торговым сношениям с панами, а избранные хитрецы факторством выведывали все тайны, между тем как шинкари держали в рабстве слуг [1049]. Жиды никогда не переписывались чрез почту в важных делах, но всегда чрез нарочных посланцев. Газет почти не читали в Польше, не доверяя печатным новостям, и евреи заменяли газеты. Во время войны или политических переломов и борений евреи держали всегда ту сторону, от которой надеялись получить для себя более пользы. В это время Литва и все возвращенные к России от Польши провинции были для евреев гораздо прибыльнее Обетованной земли, в которой, по закону Моисееву, надлежало добывать насущный хлеб в поте чела, и потому в войне России с Наполеоном евреи держали русскую сторону [1050].

Хотя я приехал в Россиены поздно (часу в одиннадцатом вечера), но еврей, узнав, кто я, принял меня весьма хорошо, отвел мне чистые комнаты, велел подать ужин (разумеется, маринованную рыбу, всегда готовую для подобных случаев), сам принес бутылку вина, сыр и т. п., и просил позволения присесть. Началась между нами политическая беседа. Имя полка, в котором я служил, по-видимому, придало мне важность в глазах еврея, и он, быть может, в той надежде, что преданность его к России сделается известною государю, излил передо мною чувства своей приверженности и рассказал о положении края. От него узнал я, впервые, что французы не были разбиты наголову при Пултуске, Голымине и Прейсиш-Эйлау; что в Варшаве учреждено временное польское правление и сформировано польское войско в 30 000 человек; что прокламации Наполеона ходят здесь по рукам, что до двенадцати тысяч польского юношества, из хороших фамилий и мелкой шляхты, перешло в польскую военную службу, из всех польских провинций, возвращенных России и присоединенных к Австрии, особенно из Волынской губернии и Галиции; что главная пружина этого энтузиазма – женщины и что здесь нетерпеливо ожидают вторжения французов. Обо всем этом я не слыхал в Петербурге и в нашем военном кругу, и потому не весьма доверял приверженному к России еврею.