Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Землемеры не всегда возвращались на ночь в избу; иногда они проводили в лесу по двое и трое суток, но по субботам все собирались непременно и строго соблюдали воскресный отдых.

Все с равным нетерпением ожидали всегда возвращения Прыгуна и Бесследного из Равенснеста с письмом. Письмо это иногда бывало от самого Германа Мордаунта, а иногда от той или другой из барышень. Письма никогда не адресовались кому-нибудь лично, а всем нам в общем – «Отшельникам Мусриджа». Конечно, многим из нас было бы приятно получить частную корреспонденцию, но мы были рады и общей информации.

Во вторую субботу нашего пребывания в Мусридже получили письмо от Германа Мордаунта. Он писал, что большие отряды наших войск двигаются на север и что французы все время получают подкрепление, что леса полны индейцами, которых французы натравливают на неприятеля, чтобы те с флангов беспокоили его.

«Канадские индейцы, – писал он, – гораздо коварнее и лукавее наших, в Олбани утверждают, что и у наших замечается слишком много французских денег, французских ножей, томагавков и одеял; обратите внимание на одного из ваших гонцов по прозвищу Бесследный. Этот человек покинул свое племя и пристал к чужому, такие люди всегда подозрительны. Впрочем, все мы в руках Божьих и должны полагаться на Бога!» – закончил Мордаунт свое письмо, которое мы, по обыкновению, читали вслух и в присутствии Траверса, от которого у нас не было секретов.

– Ну, что касается слухов об индейцах, то стоит только кому-нибудь увидеть клок французского одеяла, чтобы начать утверждать, что их целые тюки. Если следует до известной степени опасаться индейцев, то далеко не в такой степени. Кроме того, мы больше чем в сорока милях от пути армии! Что же делать мародерам на таком расстоянии от неприятеля?

– Ну, а что вы думаете относительно того, что было сказано о нашем онондаго?

– Эти подозрения могут иметь известное основание. Обыкновенно это дурной знак, когда индеец оставляет свое племя. Наш гонец, несомненно, онондаго, это я знаю из того, что он несколько раз отказывался от предложенного ему рома, хлеб он берет в любое время с полной готовностью, но не допускает ни одной капли рома до своих губ.

– Да, это дурной признак, – подтвердил убедительно Гурт, – человек, который отказывается выпить стаканчик в доброй компании, мне всегда кажется подозрительным.

Что же касается меня, то в манерах и в характере этого индейца скорее чувствовалось нечто располагающее к доверию, хотя его необычная даже для краснокожих холодность и замкнутость манер могли, пожалуй, вызвать некоторое сомнение.

– Не надо забывать, – заметил Траверс, – что с обеих сторон индейцам предложены награды за доставку скальпов.

При этих словах я заметил, что Дирк с возмущенным видом провел рукой по своим густым кудрям, и на его обычно спокойном лице появилось выражение жестокости.

Я встал и подошел к большому поваленному стволу, на котором сидел Сускезус и доедал свой ужин.

– Какие новости слышал ты о красных мундирах? – спросил я самым равнодушным тоном. – Как ты думаешь, достаточно ли их, чтобы победить французов?

– Взгляните на листья на деревьях и сосчитайте их! – сказал он вместо ответа.

– Да, но что делают сейчас краснокожие? У шести народов все ли еще зарыт топор, и ты сам не собираешься бросить занятие рассыльного или гонца, чтобы приняться за добывание скальпов под Тикондерогой?

– Сускезус – онондаго, – ответил индеец, особенно выделяя имя своего племени, – в его жилах не течет ни одной капли крови могавков, а его народ не вырывает топора войны.

– Почему же? Ведь вы наши союзники и обязаны нам помогать, когда нужно!

– Сосчитайте листья, сосчитайте англичан; им не нужны онондаго!

– Это правда. Но в лесах тихо? Разве в них нет краснокожих в такое тревожное время?

Сускезус стал вдруг очень серьезным, но не сказал ни слова; он не старался избегать моего испытующего, вопросительного взгляда, а сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Я видел, что он решил не отвечать, и не стал настаивать, а спросил его о состоянии ручьев и рек, о количестве в них воды, и он с полной готовностью сообщил мне все эти сведения.

Я положительно не знал, что мне думать о Сускезусе, когда вдруг случилось нечто, что могло подтвердить подозрения, касающиеся его. Прыгун был на охоте, а его, то есть Сускезуса, послали в Равенснест с письмом, хотя была не его очередь. Вместо того, чтобы вернуться на другой день, как всегда, он исчез и целых две недели не возвращался. Обсуждая его исчезновение, мы пришли к заключению, что, считая себя заподозренным, он оскорбился и окончательно сбежал.

За время его отсутствия мы побывали сами в Равенснесте, повидали милых барышень, которые в этой новой для них обстановке еще больше расцвели. Когда мы собрались возвращаться в Мусридж, Герман Мордаунт отправился вместе с нами, чтобы помочь нам на месте своими советами и указаниями, как лучше использовать различные воды, находившиеся на нашей земле. Мистер Вордэн присоединился к армии, предпочитая вкусный офицерский стол, быть может, весьма тощему столу переселенцев. Язон же заключил с Германом Мордаунтом весьма выгодное для него дело долгосрочной аренды и принялся разыгрывать роль настоящего землевладельца.

Намерение наших родителей насчет Мусриджа было несколько иное: они хотели распродать его по участкам, оставляя за собой только те фермы, которые нам не удалось бы продать, или те, что останутся за нами при неуплате всей суммы покупателем. Таким образом они рассчитывали скорее вернуть затраченные деньги и в более короткое время создать поселение.

Мы уже несколько дней вернулись вместе с Германом Мордаунтом в Мусридж, когда, проснувшись на заре, я услышал легкие, едва уловимые шаги индейца за стеной нашей хижины. Я вышел за дверь и очутился лицом к лицу с исчезнувшим онондаго.

– Это ты, Сускезус? А мы думали, что ты окончательно ушел от нас!

– Пора уходить, – сказал он, нимало не смутившись. – Англичане и воины Канады скоро будут драться!

– В самом деле? А как ты об этом узнал? Где ты был все эти две недели?

– Я был, я видел, я знаю, что говорю! Идите позовите тех молодых людей и выходите на тропу войны.

Так вот чем объяснялось его столь продолжительное отсутствие! Он слышал, как мы в его присутствии высказывали намерение присоединиться к нашим войскам перед самым началом военных действий, и отправился на рекогносцировку, чтобы предупредить нас, как только будет пора покинуть Мусридж. Я не видел в этом измены или предательства и был даже рад, что наступил момент, который должен был внести разнообразие в мою жизнь.