Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

О первых четырнадцати годах моей жизни я почти ничего не могу сказать; они похожи на жизнь всех мальчиков из хороших семей в нашей колонии. Небольшая сравнительно группа лиц голландского происхождения довольствовалась местным образованием для своих детей и не отправляла их ни в Англию, ни в другие заморские страны, считая Лейденский университет ничем не хуже Оксфордского или Кембриджского. И теперь многие с ними согласны, но в мое время такое мнение считалось людьми английского происхождения чудовищным. Все голландцы давали своим детям не бог весть какое образование, предоставляя им нахвататься того и сего, где и сколько случится, но они воспитывали в них незыблемые правила честности и порядочности, не менее полезные в жизни, чем всякие науки и познания.

Большинство же лиц, преимущественно английского происхождения, весьма заботились об образовании своих детей и отправляли их в Англию в учебные заведения первого разряда и в университеты.

Что касается меня, то я сначала обучался у мистера Вордэна, ректора нашего прихода и местной семинарии, слывшего человеком весьма ученым и весьма популярным во всей округе. Проповеди его всегда были кратки, но энергичны; двадцать минут было высшим пределом его проповеди, и только однажды его проповедь затянулась на двадцать две минуты, но, когда проповедь длилась всего четырнадцать минут, мой дед неизбежно уверял, что она была божественна.

Когда я мог уже сносно переводить две первые книги Энеиды и все Евангелие от Матфея, мог справиться с начальной математикой и знал еще кое-что из других наук, зашла речь о помещении меня в какой-нибудь колледж. Посылать меня в Англию не хотели, и у нас оставался выбор между Йелем – в Нью-Хэвене, в Коннектикуте и Нассау-Холле в Ньюарке, в Нью-Джерси. Но мистер Вордэн презрительно пожал плечами и заявил, что последняя средняя школа в Англии стоит во сто крат выше и что любой ученик грамматических классов Итона или Вестминстер-колледжа мог бы быть здесь профессором. Отец, родившийся в колонии и воспитанный здесь, был несколько обижен таким мнением; дед же мой, родившийся в Англии, хотя и выросший в колониях, не знал, как к этому отнестись. Я присутствовал при обсуждении этого вопроса в нашей большой гостиной, ровно за неделю до Рождества. Мне только что исполнилось четырнадцать лет.

В гостиной собрались капитан Гуго Роджер, мой дед, майор Ивенс, мой отец, матушка моя, высокочтимый мистер Вордэн и старик Ван-Валькенбург, друг семьи, голландец, которого друзья, ради краткости, звали всегда полковник Фоллок; он был другом и сослуживцем моего отца и дальним родственником моей матери. Человек с весом и всеми уважаемый, в это время года он постоянно приезжал в Сатанстое и на этот раз привез с собой и своего сына Дирка, который сделался моим другом (он был всего на год моложе меня).

– Так что же ты думаешь делать, Ивенс? – спросил полковник. – Дать ли мальчику высшее образование, подобно его деду, или же только среднее, подобно его отцу?

– Признаться по правде, – сказал отец, – этот вопрос у нас еще не решен, потому что мы прежде всего не можем прийти к соглашению, куда отправить мальчика.

Полковник удивленно посмотрел на отца и воскликнул:

– Кой черт! Да разве их так много, этих колледжей, что выбор представляется затруднительным?

– Для нас представляется выбор между двумя, – ответил отец, – так как Кембридж слишком далеко и мы не можем решиться отправить туда нашего единственного ребенка. Сначала мы было думали об этом, но потом совершенно отказались от этой мысли!

– Кембридж? Где это – Кембридж? – спросил полковник, вынув трубку изо рта.

– Это в Новой Англии, близ Бостона!

– Упаси вас Бог отдать туда Корнелиуса! – воскликнул полковник. – Там, высокочтимая миссис Литтлпейдж, слишком много праздников и слишком много священников, они совершенно испортят мальчика. Вы отправите туда честного мальчугана, а он вернется оттуда негодным малым.

– Как же так, полковник? – возразил мистер Вордэн. – Неужели вы хотите сказать, что праздники и духовные лица могут воспитать только негодяев?

Полковник ничего не ответил, а стал пускать громадные клубы дыма.

– Ну а что вы скажете о Йеле, полковник? – спросила моя мать.

– Там тоже все болтуны, краснобаи, целый день говорят и ничего путного не делают! Зачем порядочным и честным людям такая набожность? Когда человек действительно хороший, то эта набожность может только повредить ему. Я говорю про религию наших янки! – добавил полковник.

– Я могу возразить против Йеля то, что у них там говорят убийственным английским языком! – заметил дед.

– Ах, и не говорите мне об их английском языке, он положительно невыносим! – подтвердил полковник, который сам не мог сказать двух слов по-английски, не исковеркав их до невозможности.

– Ну, в таком случае придется отправить нашего мальчика в Ньюарк, в Нью-Джерси! – сказал отец.

– С этим могла бы и я согласиться, – заметила мать, – если бы не приходилось переезжать море.

– Как так переезжать море? – спросил мистер Вордэн. – Ведь мы говорим, сударыня, о Ньюарке, который находится не в Англии, а у нас в колониях!

– Я знаю, глубокочтимый мистер Вордэн, но ведь туда нельзя попасть иначе, как переправившись через страшный пролив между Нью-Йорком и Поулес-Хуком, и каждый раз, когда мой бедный мальчик будет возвращаться домой, ему придется ехать этим ужасным путем! Нет, это невозможно: у меня не будет ни одной минуты покоя!

– Но он может пользоваться Доббским бродом, миссис Литтлпейдж! – спокойно заметил полковник.

– Это ничем не лучше: брод есть брод, и Гудзон всегда останется Гудзоном от Олбани до Нью-Йорка, вода – везде вода! – возразила моя мать.

– В таком случае, – сказал полковник, многозначительно взглянув на отца, – есть возможность обогнуть Гудзон! Правда, это маленький крюк, и придется ехать мысом; всего только два месяца пути; но все же это лучше, чем оставить мальчика без образования! Я даже могу показать ему дорогу.

Матушка заметила, что над ней подтрунивают, и больше не сказала ни слова. Но остальные продолжали обсуждать вопрос, и в конце концов было решено отправить меня в Ньюарк.

– Вы и Дирка отправите туда же, мой друг, – заметил мой отец, – жаль было бы разлучать наших мальчиков: они так дружны и во многом так похожи между собой.

На самом же деле между Дирком и мной было не больше сходства, чем между мулом и конем.

– Дирк – мальчик солидный, рассудительный, – продолжал мой отец, – он из того теста, из которого в Англии сделали бы епископа!