Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Четыре года, проведенные мной в колледже, были хорошим для меня временем. Я часто бывал дома, с удовольствием учился, потому что по природе был любознателен, и благополучно окончил курс наук. Что же касается брода у Поулес-Хука, то я мало о нем думал, но мать моя была весьма рада, когда я, окончив колледж, как она думала, в последний раз переправился через него.

– Слава богу, Корни, теперь тебе никогда больше не придется переезжать этот брод!

Она не думала тогда, что мне будет предстоять много других, гораздо худших, опасностей в жизни, да и через этот самый брод сколько раз я переезжал впоследствии!

Окончить колледж считалось хорошей рекомендацией для молодого человека в 1755 году, так как примеры этого рода были не частыми. За все время моего пребывания в колледже я поддерживал деятельную переписку с Дирком Фоллоком, который пробыл еще два года в школе мистера Вордэна, но, чему он там научился, сказать не могу. Его наставник обыкновенно говорил полковнику, что успехи его сына медленны, но надежны, и этого было вполне достаточно для человека, который питал положительное отвращение к этой манере все хватать на лету, столь принятой у населения английского происхождения.

Когда я вернулся наконец в родительский дом, школа мистера Вордэна перешла в другие руки; старик получил наследство и отказался от педагогической деятельности, которая ему вообще была не совсем по душе. Но все свои обязанности священнослужителя он продолжал нести по-прежнему. Надо было или найти заместителя мистеру Вордэну, или закрыть школу, которая являлась главным рассадником знаний в Вест-Честере. Заместителя стали искать сперва в Англии, но безуспешно. Тогда пришлось довольствоваться получившим ученую степень в Йеле господином Язоном Ньюкемом, что произошло не без ропота и неудовольствий. Полковник Фоллок и майор Николас Утоут, также голландец по происхождению, взяли своих сыновей из школы, и с этого момента Дирк окончательно покончил с науками.

Так как мне не раз еще придется говорить о новом педагоге, Язоне Ньюкеме, то лучше теперь же познакомить с ним читателя. Когда я первый раз встретился с ним, мы наблюдали друг за другом, как две птицы, севшие на одну ветку. Прежде всего мы были Нью-Хэвен и Ньюарк, а человек, получивший, как я, ученую степень в Ньюарке, был такая же редкость, как грош времен королевы Анны или книга, напечатанная в четырнадцатом веке. Язон был пуританин и теоретик, но его принципы смягчались при случае на практике, как я мог заметить; даже в тот же вечер, когда матушка моя часа за два до ужина принесла и положила на стол несколько колод карт, табак и трубки, я уловил на его строгом лице как бы выражение скрытого удовольствия; он, по-видимому, не знал, как ему быть, и как будто спрашивал взглядом, для него ли предназначены эти невинные развлечения.

Я от души рассмеялся бы, если бы мог это сделать, глядя, как Язон переживал все страхи могущего быть уличенным преступника в то время, когда матушка готовила стол для карт. Его предрассудки явно были чисто условные; это был плод узких провинциальных взглядов, но не крик совести, не внутреннее убеждение. Вскоре я понял, что он боялся не совершить столь ужасный проступок, как сыграть партию в вист или выпить стакан пунша, а боялся, чтобы его не увидели за вистом или за стаканом пунша.

Мистер Вордэн всеми силами старался заставить блеснуть своего преемника, но всех нас смешил его латинский выговор и ударения, его английская речь была не лучше. Сын доброго коннектикутского фермера, он не получил другого предварительного образования, кроме того, какое можно получить в деревне в деревенской школе; он не читал ничего, кроме Библии, книжки проповедей и нескольких брошюр, специально издаваемых для прославления Новой Англии и уничижения всего остального мира. Так как для его семьи весь мир заключался в пределах родной деревни, то его жизненный опыт был крайне ограничен. На таком-то научном основании воздвиг впоследствии Язон замысловатое здание своего научного образования, когда его родители, видя его способным к учению, решились наконец отправить его в Нью-Хэвен. Вследствие первоначальной необразованности и последующей учености, английская речь его стала смесью простонародных выражений с претенциозными оборотами книжного языка, и, хотя он достиг ученой степени, тем не менее ясно чувствовалось, что он начал учиться слишком поздно и что слишком долго прожил в той среде, к которой принадлежал. Он был не глуп, но манеры его были так уклончивы, что его можно было считать притворщиком и лицемером. Он постоянно говорил только о Коннектикуте, восхвалял только то, что делалось там, и порицал или критиковал все остальное, но было нечто такое, к чему он питал высшее уважение, – это были деньги. Богатых людей было мало в Коннектикуте, и для них Язон делал исключение, их он любил всех, как своих соотечественников.

Таковы были, в общих чертах, характерные особенности этого молодого педагога. Мы с ним очень скоро познакомились и сразу же стали отстаивать каждый свои взгляды. Он был ярый демократ, я же стоял за различие классов, как и все вообще в нашей колонии; кроме того, мы никак не могли сойтись с ним и относительно ранга наших профессий. Язон после высокой должности священника не признавал ничего более почетного, как положение школьного учителя. Духовенство в его глазах было высшей аристократией, но другой более блестящей карьеры, как учительская, он не мог себе представить, и, как только наши отношения стали более интимными, он высказал мне свои взгляды в следующих словах:

– Удивляюсь, Корни, как это ваши родители не стараются проявить вас в какой-нибудь сфере деятельности! Ведь вам, так сказать, девятнадцать лет, пора бы об этом подумать!

– Я не совсем вас понимаю, мистер Ньюкем!

– Мне кажется, однако, что я выражаюсь довольно категорически. Ваше образование стоило вашим родителям достаточно много денег, и они, естественно, должны извлечь из него пользу. Ну, скажите мне, сколько они истратили на вас со времени вашего поступления к мистеру Вордэну и до окончания вами Ньюарка?

– Право, не имею об этом ни малейшего представления, я никогда об этом не думал!

– Как? Неужели виновники вашего рождения никогда не говорили вам этого, не подводили итога своим расходам? Быть не может! Во всяком случае, вы можете узнать об этом из приходно-расходной книги вашего отца, все эти суммы должны быть занесены на ваш дебет.

– На мой дебет? Да неужели вы думаете, что мой отец намерен заставить меня вернуть ему то, что он потратил на мое образование?

– Конечно, вы единственный сын, и в конце концов все вам же останется.

– Ну а если бы у меня был еще брат или сестра, неужели вы думаете, что мои родители стали бы записывать каждый шиллинг, который они израсходовали на нас, чтобы впоследствии потребовать его с нас?