Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

( Цвейт с сомнением озирает трёх шлюх, потом уставляется на заабажуренный лиловый свет, слушая вечно порхучего мотылька. )

ЦВЕЙТ: Тогда я хотел завершить теперь. Ночным платьем никогда. С этого момента. Но завтра есть новый день быть. Прошедшее было есть сегодня. Что сегодня есть, будет завтра было, станет вчера.

ВИРЕЖ: ( Тотчас же ему на ухо громким шёпотом. ) Дневные насекомые проводят своё существование в кратких соитиях, слетаясь на запах женских особей с развитыми пудендальными энергоидами в спинном отделе. Попка хорош! ( Его жёлтый попугайский клюв загнусавил. ) В Карпатах бытовала пословица в году, эдак, пять тысяч пятьсот пятидесятом, или около того, нашей эры. Одна ложка мёда приманит дружка Бруйна скорее, чем ведро первосортного мятного уксуса. Пчёл потревожило пыхтенье Потапыча. Но об этом – отдельно. В другой раз, возможно, вновь затронем. Было безмерно приятно, мы – не такие. ( Он кашляет и, набычившись, задумчиво потирает свой нос сложенной ковшиком ладонью. ) Ты убеждён, что этих ночных насекомых влечёт свет. Иллюзия, учитывая их многосложный неприспособляющийся глаз. По всём этим запутанным вопросам смотри книгу семнадцатую моих Основ Сексологии или Страсти Любви, которую д-р Л. Ц. называет сенсацией года. К примеру, некоторые производят лишь имитацию движений, сугубо автоматично. Ощутить. Это соразмерное ему солнце. Ночная птица, ночное солнце, ночной город. Поймай меня, Чарли! ( Он свистит в ухо Цвейту. ) Фьють!

ЦВЕЙТ: На днях пчела или, может, овод, тоже с собственной тенью на стене, довела себя до обалдения и в этом состоянии заскочила мне под рубашку и так меня…

ВИРЕЖ: ( С непроницаемым лицом, смеётся в бархатисто женском ключе. ) Прелестно! Испанскую мушку ему в ширинку или горчичный пластырь на его пробойник. ( Он гортанно бульбульмочет, болтая индюшьими висюльками. ) Буйный болт! Буйный болт! Где мы? Сезам, откройся! Грядёт! ( Он стремительно разворачивает свой пергамант и, закогтив, вчитывается; его светлячковый нос бегает сзаду-наперёд по написанному. ) Постой, дружок. Я дам тебе твой ответ. Уж мы заловим этого устрица с Красной Банки. Я лучший куховар. Эти сочные двустворчатые вполне могут нам помочь, а ещё трюфеля из Перигора, туберы, выколупнутые посредством всеядного кабанчика, оказались непревзойдёнными в случаях нервной дебильности или вирежитиса. Хоть и смердят, но дело творят. ( Он мотает головой, с квохчущей издёвкой. ) Красное словцо. Телескопом в око.

ЦВЕЙТ: ( Рассеянно. ) Оковидно, случай с женской двустворкой сложнее. Постоянно отворённый Сезам. Расщеплённый пол. Потому и боятся грызунов и всяких ползучих. Впрочем, Ева со змеем не вписывается. Не исторический факт. Явная аналогия с моей идеей. Змеи тоже падки на женское молоко. Прозмеиваются за много миль, через всеядный лес, насухо соковысосать её грудь. Как буйноречистые римские матроны, о которых читаешь у Элефантулиасы.

ВИРЕЖ: ( Вытянул губы в твердых складках и, прикрыв глаза в окаменелом самозабвении, причитает чужеземным речетативом. ) А те коровы с их отвислыми дойками, что, как известно…

ЦВЕЙТ: Меня, прям, так и тянет продекламировать. Прошу прощения. Можно? Кажется, так. ( Он повторяет. ) Спонтанно отыскивали нору пресмыкающегося, чтобы подставить дойки его жадному сосанию. Муравей доит тлю. ( Углублённо. ) Инстинкт правит миром. В жизни. В смерти.

ВИРЕЖ: ( Скособочив голову, горбатит спину и хохлит плечи, всматриваясь в мотылька мутно выпяченными глазами; указывает ороговелой лапкой, вскрикивает. ) Кто Джер-Джер? Кто милый Джеральд? О, я так бояться – он получайт ужасни ожог. Пошалуста пушть кто-нибудь препотвращайт этот каташтрофа первокласный столовый шалфетка? ( Он мяучит. ) Лусс пусс пусс пусс! ( Вздохнув, оседает и потупливается в сторону, с отвисшей челюстью. ) Ладно, чего уж там. Он уже обрёл покой.

( Он бьётся о лиловый абажур, шумно трепыхаясь. ) Милые милые милые милые милые юбки.

( Из левого верхнего входа двумя скользящими шажками возникает Генри Цветсон, двигаясь от середины. Он в тёмной накидке и в обвислом сомбреро с плюмажем. В руках среброструнные инкрустированные цимбалы и Джекобова трубка с длинноствольным чубуком, глиняная чашечка которой исполнена в виде женской головки. На ногах тёмные бархатные панталоны и серебропряжечные бальные туфли. У него романтическое лицо Спасителя в обрамлении вьющихся локонов, редкая бородка и усы. Веретеноподобные икры и воробьинолапые ступни явно принадлежат тенору Марио, принцу Кандии. Он охорашивает пластинчатые брыжжи на шее и увлажняет губы пробежкой своего амурного языка. )

ГЕНРИ: ( Низким мелодичным голосом, тронув струны своей гитары. ) Распускается цветочек.

( Виреж негодующе играет желваками, уставившись в лампу. Закручинившийся Цвейт разглядывает шею Зои. Генри, с висячей под челюстью складкой, галантно оборачивается к пианино. )

СТЕФЕН: ( Сам себе. ) Играй с закрытыми глазами. Как папаша. Обжираюсь свинским хлёбовом. До отвала. Подымусь и восвояси. Наверно так и. Стиви, тебе охота поболтать. Загляни к старику Дизи, или телеграфом. Наш утренний разговор оставил во мне неизгладимый след. И хоть по возрасту мы. Записать завтра целиком. Я слегка поддатый, между прочим. ( Он снова трогает клавиши. ) Тут нужен минорный аккорд. Да. Впрочем, не слишком. ( Альмидано Артифони с пушистыми усищами протягивает скрученные трубкой ноты. )

АРТИФОНИ: Ci rifletta. Lei rovina tutto.

ФЛОРИ: Спой нам чего-нибудь. Старую сладкую песню любви.

СТЕФЕН: Нет голоса. Я самый конченый художник. Линч, я показывал тебе этюд про лютню?

ФЛОРИ: ( Улыбчиво. ) Видали пташку, что может, да не хочет петь? ( Сиамские близнецы, Филип Пьян и Филип Трезв, два оксфордских препа с газонокосилками, появляются в проёме окна. На обоих маски лица Мэтью Арнольда. )

ФИЛИП ТРЕЗВ: Послушай дурака. Так не пойдет. Подсчитай тупым концом карандаша, как добрый юный идиот. Три фунта двенадцать было у тебя, две банкноты, один соверен, две кроны, если б молодость знала. У Мунея en ville , у Мунея sur mer , у Мойра, у Ларчета, в госпитале на Холлес-Стрит, у Берка. А? Я контролирую тебя.

ФИЛИП ПЬЯН: ( Нетерпеливясь. ) А, вздор, земеля. Иди к чёрту! Я оплачиваю свой путь. Вот только разберусь с октавами. Редубликация личности. Кто это мне называл его имя? ( Его газонокосилка начинает урчать. ) Ага, ну, да. Zoe mou sas agapo. Такое ощущение будто я тут уже бывал. Кажется, то был Аткинсон; где у меня его карточка? Мак Что-то-там-такое. Вобщем, я отмакнул. Он толковал мне—да, не вались ты!—про Суинберна, кажется так, а?