Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

En route м-р Цвейт обратился к своему молчаливому и, чтоб не перетончить с уточнениями, не совсем ещё отрезвелому компаньону, с предостережениями (сам-то он при любых обстоятельствах превосходно владел всеми своими способностями и, в сущности, оставался как никогда до отвратительности трезвым) об опасностях таящихся в ночном городе: тут тебе и женщины лёгкого поведения и блатующие бандюги, которые порой в такую пору (если можно так выразиться), хоть и не столь часто, чтоб стать обычным делом, являются неизбежно смертельной, в полном смысле, западнёй для молодых людей его возраста, оказавшихся под воздействием спиртного, особенно если у них уже вошло в привычку надираться до отключки; если только не владеешь начатками джиу-джитсу, на всякий случай, хотя и это ещё как сказать, ведь даже уже на лопатках негодяй может пнуть по страшной силе, если будешь ловить ворон. А появление на месте проишествия Корни Келлехера вообще подарок судьбы в момент, когда Стефен пребывал в блаженном далеке, и не подвернись этот человек в одиннадцать часов ночи, он, в итоге, вполне мог оказаться кандидатом для палаты несчастных случаев или (тоже не исключено) отправиться в Бридвел, где наутро отведут в суд – предстать перед м-ром Тобиасом, (хотя, то есть, он же, конечно, адвокат) перед старым, имелось ввиду, Воллом, или перед Мелоном, а для молодого человека это явный облом, если поднимется излишняя шумиха. Вобщем, об этом факте он завёл речь потому, что многие из полисменов (он, кстати, их терпеть не может) весьма, и это общепризнано, нечистоплотны на службе Короне и, как выразился м-р Цвейт, припомнив случай-другой из отделения А на Кламбрасил-Стрит, готовы доприсягаться до дырки в трехведёрном казане. Когда нужна помощь, их днём с огнем не сыщешь, зато в тихих частях города, Пемброк-Роуд, например, эти стражи закона торчат на каждом шагу, явное свидетельство, что им платят за охрану высших классов. Бессмысленная трата своего времени, рассудительно заметил он, и здоровья, не говоря о порче репутации, да к тому же неоправданное мотовство – у резвых дамочек полусвета одно на уме: выдурить побольше фунтов-шилингов-пенсов и смыться, но главная опасность именно-таки в собутыльниках, хотя, относительно наболевшей проблемы горячительных, он положительно отозвался о стакане старого выдержанного вина в любое время, оно, помимо насыщающих и кровообращающих качеств, обладает также достоинствами слабительного действия (взять хотя бы доброе бургундское: он ревностный его болельщик), но только не перебирать сверх определённой нормы, на которой он неизменно подводил черту во избежание всяческих неприятностей, не говоря уже, что, фактически, отдаёшься на милость посторонних. Он с искренним негодованием осудил падких на выпивку дружков Стефена – все бросили, кроме одного; неоспоримое крысячество со стороны этой медикобратии, как ни крути.

– И этот один оказался Иудой,– сказал Стефен, который до этого момента вообще не произносил ни слова.

Обсуждая эту и подобные темы, они прямым курсом прошли позади Таможни и под мостом Окружной линии, когда мангал с горящим коксом перед сторожевой будкой, или чем-то вроде того, отклонил их довольно шаткие шаги. Стефен, по собственной инициативе, остановился посмотреть, без видимой причины, на кучу брусчатки для мостовой и смутно различимую в пламенеющих отблесках мангала фигуру сторожа Корпорации в сумраке сторожевой будки. Ему показалось, что это уже было, или припоминается, как уже происходившее прежде, и пришлось поднапрячься пока дошло, что в стороже он видит когдатошнего друга своего отца. Гамли. Во избежание встречи, он отбрёл ближе к опорам железнодорожного моста.

– Кто-то с вами здоровается,– сказал м-р Цвейт.

Фигура среднего роста, с явным искательством, повторно поприветствовала из-под арок, восклицая: ночи! Стефен, понятно, вздрогнул и, довольно опешенный, остановился ответить на приветствие. М-р Цвейт, понукаемый мотивами унаследованной деликатности, а равно тем, что он всегда полагал за лучшее не соваться в дела других, прошёл дальше, держась, тем не менее, qui vive с некой толикой настороженности, хоть, впрочем, без капли паники. Хотя в городской черте Дублина такого не водилось, он знал, что не такая уж и небывальщина, когда отчаянные головы без средств, почти что, к существованию устраивали засады и, вообщем, террор мирным прохожим, приставляя пистолет ко лбу в какой-нибудь уединённой сельской местности, из категории изголодалых бездельников с Темзовой дамбы – могут и сюда забрести, или просто грабители, что собираются рвать когти, прихватив добычу, какая уж подвернётся в грубом налёте—гони деньгу или жизнь!—бросив тебя, для назидательной морали, связанным и с кляпом во рту.

Стефен распознал, то есть, когда приветствовавшая фигура подошла поближе, в дыхании Корли дух перебродивших кукурузных выжимок, хотя и сам не очень-то был трезв. Лорд Джон Корли, как некоторые называли его между собой, и не без некоторых генеалогических оснований. Он был старшим сыном в семье инспектора Корли из отделения Г, новопреставившегося, при жизни женатого на некоей Катерине Брофи, дочери лоутского фермера. А женой его деда, Патрика Майкла Корли из Нью-Росса, была вдова тамошнего трактирщика, в девичестве (тоже) Катерина Телбот. Ходили упорные, хотя и не доказанные, слухи, что она являлась отпрыском лордов Телбот де Малахайд, в усадьбе которых—поистине величественное строение, неоспоримо своеобразное и очень даже стоящее, чтоб его осмотреть—её мать или тетя, или какая-то иная родственница, работала посудомойкой. Именно это обстоятельство и явилось причиной, что данную личность, сравнительно ещё молодого, хоть и опустившегося, человека, заговорившего со Стефеном, некоторые шутники, что такими уж уродились, величали лордом Джоном Корли.

Отведя Стефена в сторону, он завёл свою неизменную тоскливую волынку. В кармане ни гроша на ночлежку. Все друзья отшатнулись. К тому же он поскандалил с Лениеном и отзывался о нём перед Стефеном, как о подлой долбаной швабре, с добавлением всяческих непечатных выражений. Он был без работы и молил Стефена сказать на милость, где на земле Божьей, могла б ему подвернуться хоть какая-нибудь работёнка. Нет, из посудомойни это была дочь матери, молочная сестра наследника дома, во всяком случае, это всё по материнской линии, оба появились на свет одновременно, если только вся история не сплошной вымысел от начала и до конца. Во всяком случае, он совершенно в безвыходном положении.

– Я б у тебя не попросил,– продолжил он,– но торжественно клянусь, и Бог тому свидетель, я жутко на мели.

– Завтра, или через день,– сказал ему Стефен,– в школе мальчиков в Далки освободится место воспитателя. У м-ра Геррета Дизи. Попробуй. Можешь сослаться на меня.