Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– Звуки обманчивы,– сказал Стефен после непродолжительно временной паузы.– Как и имена, Цицерон, Подмор, Наполеон, М-р Добродел, Исус, м-р Дойл. Шекспиров было такое же множество, как Мерфи. Что в имени.

– Да, разумеется,–согласился м-р Цвейт с прохладцей.– Мы тоже меняли фамилию,– добавил он, подсовывая так называемую булочку. Рыжебородый моряк, что не спускал с новоприбывших бдящего ока, обратился к Стефену, на котором особенно сосредоточивал внимание, прямым вопросом:

– А тебя-то как звать?

Мгновенно, м-р Цвейт коснулся ботинка своего компаньона, но Стефен, явно без внимания к доброжелательному нажиму с нежданной стороны, ответил:

– Дедалус.

Моряк тяжко уставился на него парой сонных мешковеких глаз, довольно-таки навыкате из-за чрезмерного употребления выпивки, предположительно старого доброго голландского, с водицей.

– А Саймона Дедалуса знаешь?– спросил он наконец.

– Слыхал про такого,– ответил Стефен.

М-р Цвейт на миг впал в растерянность, приметив, что и остальные явно обратились в слух.

– Вот кто ирландец,– без обиняков заявил мореплаватель, зыря всё тем же манером и кивая.– Настоящий ирландец.

– Чересчур ирландец,– ответствовал Стефен.

Что до м-ра Цвейта, он не мог ни "а", ни "бе" разобрать во всём этом деле и как раз задавался вопросом, какая могла иметься связь, когда моряк, по собственному почину, обернулся к остальным сидевшим в забегаловке с замечанием:

– Я видел, как он сшиб пулей два яйца с двух бутылок, за пятьдесят ярдов, через плечо. Смертельно бьёт с левой.

Хоть ему слегка мешало моментами подкатывавшее заикание, он, при всей неуклюжести его жестов, хотел во что бы то ни стало изъсниться.

– Бутылки, скажем, там вон. Пятьдесят ярдов отмеряно. Яйца на бутылках. Ложит пистолет себе на плечо. Целится.

Он полуобернул свое туловище, полностью зажмурил правый глаз и, несколько перекосив черты налившегося непреклонным выражением лица, уставился в ночную мглу.

– Бах,– выкрикнул он чуть погодив, один раз.

Все слушатели выжидали, предчувствуя добавочное сотрясение, поскольку другое яйцо пока что оставалось целым.

– Бахрикнул он по второму.

Яйцо, оба, явно вдрызг, и он, кивая и подмигивая, добавил кровожадно:

Последовало общее молчание, пока м-р Цвейт не надумал спросить его, просто так, для поддержания дружественной атмосферы, было ль это на соревновании стрелков, типа как в Бисли.

– Извиняйте,– вымолвил моряк.

– Давно?– продолжил м-р Цвейт, ничуть не обескураживаясь.

– Что ж,– ответил моряк уже несколько податливее под чудным воздействием алмаза режущего алмаз,– может лет около десяти. Он разъезжал по свету с Королевским цирком Хенглера. Я видел как он делал это в Стокгольме.

– Забавное совпадение,– ненавязчиво поделился со Стефеном м-р Цвейт.

– Мерфи моя фамилия,– продолжал моряк,– В. Б. Мерфи, из Кергелая. Знаешь где это?

– Квинстаун Харбор,– ответил Стефен.

– Во, точнёхонько,– сказал моряк.– Меж Фортом Камден и Фортом Карлисл. Оттудова я и выпулился. И бабёнка моя там. Всё ждёт меня, уж я знаю. ЗА АНГЛИЮ, ДОМ И КРАСУ. Благоверная моя, семь лет её не видел, всё шатался по морям.

М-р Цвейт легко мог представить себе сцену его возвращения домой, в придорожную моряцкую хибару, посреди безлунной дождливой ночи, улизнув от Морского Дьявола. Вокруг света за женой. Уж столько было понаписано на эту излюбленную тему Алисы Бенболт, тут вам и Эноч Арден, и Рип ван Винкл, и помнит ли тут кто-нибудь Кейка О'Лири, неизменно заучиваемый и такой трудный для декламации отрывок, по своему, кстати, изысканный кусочек поэзии, кажется, бедняги Джона Кейси? Но нигде нет про возвращение блудной жены, даже при самой глубокой привязанности к сбежавшей. Лицо в окне! Вообрази его оторопь, когда он рвёт, наконец, грудью финишную ленточку и тут ему доходит жуткая истина касаемо лучшей его половины – облом самых светлых чувств. Ты не ждала меня, но я вернулся – остаться и начать сызнова. А она, соломенная вдова, сидит всё у того же самого камина. Думала, меня уж и на свете нет. Похоронен в пучинах. И тут же сидит дядюшка Чабб или Томкин, или как там ещё, трактирщик Короны и Якоря, в жилетке, жамкает рамштекс с луком. Папане и сесть не на что. Вуу! Шквал! Новёхонькое прибавление у неё на коленях, дитя post mortem . И тут она–о!–да, как развернёт халяву–ух!–а моё галопом мчавшее, рвущееся – О! Смирись пред неибежным. Стерпи с усмешкой. Остаюсь крепко любящий твой, с разбитым сердцем, муж, В. Б. Мерфи.

Моряк, мало чем смахивающий на жителей Дублина, обернулся к одному из извозчиков с просьбой.

– У тебя, случаем, нет при себе лишней жуйки?

Спрошенный биндюжник, как выяснилось, не имел, но держатель вынул кубик прессованного табака из своего хорошего пиджака, висевшего на гвозде, и вожделенный объект перешёл из руки в руку.

– Спасибо,– сказал моряк.

Он сунул жвачку в своё жерло и, мешая чавканье с легким протяжным заиканием, продолжал:

– Мы причалили сегодня по утру в одиннадцать. Трехмачтовик РОЗЕВИН из Бриджвотера, с грузом кирпича. Я зачислился в команду, чтоб доплыть. Днем получил расчёт. Вот и увольнительная. Видали? В. Б. Мерфи, М.П.С.

В подтверждение этой декларации, он вытащил из внутреннего кармана сложенный, не слишком чистый на вид документ и передал своим соседям.

– Ты, небось, всего навидался,– заметил держатель, приоблокотясь на стойку.

– А чё,– ответил моряк, малость поразмыслив,– пришлось побороздить с тех пор, как нанялся в первый раз. Ходили в Красное море. В Китае был и Северной Америке, и в Южной тоже. Видал много айсбергов, мелких. Был в Стокгольме и на Чёрном море, в Дарданеллах, под командой капитана Делтона – лучший долбаный кэп из всех, что вообще водили корабли. Я видел Россию. Gospody pomilooy . Это так русские молятся.

– Навидался, небось, всякой всячины,– вставил биндюжник.

– А чё,– сказал моряк, проворачивая свою, частью уже расчавканную, жвачку,– повидал диковин. Один раз у меня на глазах крокодил откусил лапу якоря, как я этот вот табак.

Он вытащил изо рта прожваканную жуйку и, вставив её между зубов, яростно хрумкнул.

– Хаан! Вот так. А ещё видал людоедов в Перу, что жрут трупы и печёнки лошадей. Гля-ко. Вота они. Мне приятель послал.

Он нашарил открытку с картинкой во внутреннем кармане, который служил, типа как, складом, и пихнул её вдоль стола; надпись гласила: Choza de Indios, Beni, Bolivia .

Все сфокусировали своё внимание на представленной панораме из группы туземок в полосатых набедренных повязках: кто на корточках, кто-то кормит грудью, другие спят или зажмурились в окружении роя детворы (там их было десятка за два) на фоне примитивных плетёных шалашей.