Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– Одарённый человек,– отозвался м-р Цвейт о м-ре Дедалусе старшем,– и во многих областях. К тому же самый прирождённый raconteur из всех, что когда-либо были. Он весьма горд, и на законных основаниях, вами. Наверное, вы могли бы вернуться,– отважился он, всё ещё под впечатлением от неприглядной сцены на вокзале Вестланд-Роу, где явно было, что та парочка, Малиган, то есть, и тот его дружок, английский турист, открыто ополчились на своего третьего спутника и выпендривались как могли, словно весь трахомудный вокзал их личная собственность, стараясь оконфузить Стефена.

На это его предложение никакого, однако, ответа не последовало, в данный момент умственному взору Стефена рисовалась картина изображавшая домашний очаг его семьи, каким он видел его в последний раз; его сестра Дилли сидела у камина с распущенными волосами, дожидаясь когда в закоптелом чайнике вскипит для неё с ним разбавленное тринидадское какао на воде от овсяного отвара вместо молока, после того, как они съели пятничные селёдки по пенни за пару, а Мэгги, Буди и Кейти по яичку каждая, а кот, между тем, под прессом для отжима стирки пожирал месиво из яичной скорлупы и расхрупанных рыбьих голов и костей, на квадрате обёрточной бумаги, как и полагается по третьей церковной заповеди: пост и воздержание в предписанные дни, а было это на великий пост, если не в дни говенья, или в такое, где-то, время.

– Нет,– вновь повторил м-р Цвейт,– лично я, на вашем месте, не слишком бы доверялся такому дружку-приятелю, любителю вносить элемент юмора, этот д-р Малиган не годится на роль советчика, философа и друга. Уж он-то знает с какой стороны намазан хлеб маслом, и ему, скорей всего, не приходилось фактически прочувствовать прелести жизни без регулярного питания. Конечно, вы не примечаете всего, что навидался я, но нисколько не удивлюсь, если в ваш стакан была подсыпана щепоть табаку, или какого-то наркотика, с умыслом на дальнейшее.

Впрочем, по его прикидкам из того, что ему довелось слышать, д-р Малиган уже зарекомендовал себя как расторопный всесторонний малый, отнюдь не из таких, кто зарывается в одну лишь медицину, в своей профессии он быстро продвигался в первые ряды и, если сведения верны, сделал серьёзную заявку на процветающую практику в не таком уж и отдалённом будущем, в качестве модного практикующего врача с солидным гонораром за свои услуги, и немалым плюсом к его профессиональному статусу стало совершённое им спасение утопающего, c применением искусственного дыхания и с прочей так называемой первой помощью на пляже в Скерриз, или в Малахайде это было? Это явилось, надо признать, доблестным поступком, достойным всяческих похвал, так что, если уж начистоту, ему просто в голове не укладывается, какая такая непостижимая причина толкала его к подобным гадостям, остается лишь отнести это на счёт обыкновенного злопыхательства или беспримесно подлой зависти.

– Или же он, в сущности, как говорится, живёт за счёт ваших мозгов,– не побоялся он предположить.

Неприметный взгляд, наполовину заботливый и настолько же любопытствующий, сдобреный тёплым дружелюбием, который он бросил на угрюмое, в данный момент, лицо Стефена, не внёс ни грана ясности касательно того: нечаянно ли тот попал в такой просак, о чём свидетельствовали два-три замечания, отпущенные им в угнетённом состоянии духа, или же, наоборот, был в курсе на что идёт, но по той или иной, ему-то уж, конечно, лучше известной причине, позволял, чтоб так оно и шло… Беспросветная нищета доводит и не до такого, и он более чем предполагал, что, при всех его выдающихся умственных способностях, он испытывает немалые затруднения, сводя концы с концами.

Рядом с общественной писсуарной он различил тележку мороженщика, вкруг которой группа, по всей видимости, итальянцев сыпали, в жаркой перебранке, многоэтажными выражениями на своём бойком языке, с необычайной живостью выясняя какие-то небольшие разногласия между сторонами.

– Putana madonna, che ci dia i quattrini! Ho ragione? Culo rotto!

– Intendiamoci. Mezzo sovrano piu…

– Dice lui, pero.

– Farabutto! Mortacci sui!

М-р Цвейт и Стефен вошли в извозчичью забегаловку, непритязательное деревянное строение, где и тому и другому редко, если вообще когда-либо, приходилось бывать до этого раза и первый предварительно шепнул второму пару намёков касаемо её держателя, поговаривают, это Фицхаррис, что когда-то был знаменитым Шкуродёром, из непокорённых, хотя лично он не взялся бы утверждать под присягой истинность фактов, в которых, весьма возможно, правды и близко не было. Последующие пара минут застали наших полуночников располагающимися в укромном углу, после того, как их встретили лишь безмолвные взгляды весьма разношёрстного собрания заблудных, приблудных и прочих неописуемых разновидностей рода homo уже занятых приёмом пищи и питья вперемешку с болтовней, и для которых они, несомненно, явились объектом нескрываемого любопытства.

– Ну, как насчёт чашки кофе,– предложил м-р Цвейт в естественной попытке сломать лёд,– и, на мой взгляд, вам никак не повредит перекусить чем-то посущественней. Какой-нибудь ватрушкой, что ли.

Соответственно, он первым делом, с его характерным sangfroid спокойствием, сделал заказ помянутых предметов провианта. Наличный hoi polloi извозчиков, или грузчиков, или кем уж они там были, после непродолжительного всматривания, отвели прочь свои явно неудовлетворившиеся взоры, хотя какой-то поддатый рыжебородый индивидуум с проседью в волосах, моряк, вероятно, безотрывно пялился ещё какой-то промежуток времени, прежде чем переключить свое неотвязное внимание на пол.

М-р Цвейт, реализуя своё право на свободу слова, вполне слышимым тоном голоса заметил своему protege , несмотря на то, что имел, но всего лишь шапочное знакомство с языком пререкавшихся и, следовательно, был в некотором неведении насчёт voglio , относительно царственной баталии на улице, которая, кстати, всё ещё бушевала, скоротечно и яростно.

– Прекрасный язык. Я имею ввиду для пения. Почему вы не пишите свои стихи на этом языке? Bella Poetria ! В нем столько мелодичности. Belladonna voglio . Такая наполненность.

Стефен, которого до смерти тянуло зевнуть, если получится, придавленный необоримой усталостью, отвечал:

– Наполнит даже уши лопухоухому слону. Они там сцепились из-за денег.

– Да, неужели?– спросил м-р Цвейт.– Хотя,– добавил он, чуть поразмыслив,– приходишь к выводу, что языков этих куда больше, чем абсолютно необходимо, и, может быть, всё дело лишь в преувеличенной напыщенности его антуража.

Держатель забегаловки располовинил этот tete-a-tete , ставя чашку—с пылу, с жару—изысканного варева, которое тут проходило за кофе, на стол с дополнением допотопной на вид булочки или, во всяком случае, чего-то подобного, после чего отступил к своей стойке. М-р Цвейт решил приглядеться к нему получше, чуть погодя, так чтоб не выглядеть… по причине чего он взглядом пригласил Стефена продолжить, когда тот оказал честь чуть приметной подвижкой к себе чашки, чьё содержимое временно предполагалось именовать кофе.