Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

И жалко ведь до невозможности, когда молодые люди одарённые бесценным капиталом мозгов, к каковым явно относился и его сосед, бездумно тратят дорогое время на распущенных дамочек, которым ничего не стоит ввергнуть того в беспробудную спячку на всю оставшуюся жизнь. По освящённому традицией обычаю, и он однажды выберет себе жену, когда на сцене появится мисс Совершенство, но до той поры дамское общество было conditio sine qua non , хотя на этот счёт у него имелись весьма, и очень что ни есть, наисерьёзнейшие сомнения, и он отнюдь не собирался делать Стефену наводку насчёт мисс Фергюсон (которая, весьма возможно, и была той самой путеводной звездой судьбы, что привела его в такую рань в Айриштаун), с тем чтоб затем в роли наперсника поумиляться ухаживаниями юноши за девушкой, очаровательная пара без единого пенни на личном банковском счету, сперва две-три недели прогулочно-комплиментного периода с последующим переходом к манерам глубоко влюбленных, когда пойдут цветы, шоколадки. Подумать жутко, как им, бездомным, помыкает какая-нибудь квартирная хозяйка, хуже всякой мачехи, крайне вредно в его возрасте. Странные мысли, которые он выдавал, привлекали повидавшего жизнь человека, что и годами был старше, а может и как отец. И всё же ему определённо требуется более плотное питание, хотя бы гоголь-моголь вперемешку с извечным материнским продуктом, или, когда уж совсем некогда, отменного Шалтая-Болтая вкрутую.

– В котором часу вы обедали?– спросил он у тощей фигуры и измождённого, хоть и без морщин, лица.

– Вчера во сколько-то,– сказал Стефен.

– Вчера,– воскликнул Цвейт, пока не вспомнил, что это было уже завтра, пятница.– А, вы имеете ввиду, что полночь минула.

– Позавчера,– поправил себя Стефен.

Буквально ошарашенный такой информацией, Цвейт призадумался. Пусть не во всём совпадая, их взгляды содержали-таки некое сходство, словно мысли обоих путешестовали, так сказать, в поезде одного направления. В его возрасте, увлекшись политикой годков, эдак, двадцать тому назад, когда он был quasi соискателем парламентских почестей, в дни Громобоя Фостера, если ретроспективно оглянуться в прошлое (что вызывало некое щемящее удовольствие) его тоже тянуло на подобные сверх-ультра идеи. К примеру, когда вопрос изгнанных арендаторов, впервые затронутый именно в ту пору, внедрился в сознании людей, он—хоть и не внёс, конечно, ни гроша и не очень-то верил фразам—на первых, во всяком случае, порах безоговорочно стоял за крестьянское владение, как, в принципе, отражение направленности современных воззрений, однако, впоследствии он осознал свою ошибку и по мере сил исцелился от такой предвзятости, тогда его даже упрекали, будто продвинулся на шаг дальше самого Майкла Девитта в защите взглядов, которые тот одно время насаждал, типа назад-к-земле, что и стало одной из причин его крайнего возмущения подобный намёком, прозвучавшим таким нелицеприятным образом в его адрес на собрании кланов в заведении Барнея Кирнана, вынудив его—пусть зачастую наиболее недопонимаемого и наименее забиячливого из смертных—отклониться-таки от привычной своей повадки и, если позволите, заткнуть (метафорически) тому пасть, хотя в отношении самой политики, он слишком чётко осознал роковые последствия таящиеся в пропаганде и проявлении взаимной враждебности, а также приносимые ею бедственные страдания для отрезвляющего назидания прекрасным молодым, главным образом, людям – утрата, одним словом, дарований.

Вобщем, взвешивая все за и против, выходило, что, куда ни кинь, давно пора уж было отправляться баиньки. Но в том и заковыка, что вести его к себе домой малость рискованно, там могут возникнуть затруднения (кое-кого иногда кусает её муха) портящие всю обедню, как в тот вечер, когда он опрометчиво привёл домой собаку (порода неизвестна) с повреждённой лапой, и дело не в том насколько схожи эти случаи, или наоборот, хотя он тоже повредил себе руку возле Онтарио-Терас, он точно помнил, поприсутствовав, так сказать, лично. С другой стороны, было очень и даже уже слишком поздно говорить о районе Песчаной Горки, вернее Сэндиков, вот он малость и терялся между двух альтернатив. Весь расклад подводил к тому, что ему не следует упускать такую возможность. Сперва у него складывалось впечатление, что он какой-то высокомерный, или не совсем общительный, но это ему начинало уже даже как-то нравиться. Хотя бы то, что он не бросится, так сказать, хвататься, если намекнуть и единственная трудность, что он не знал как начать разговор, какими, то есть, словами, если предложение будет принято, а лично он был бы весьма рад выручить его монетой, или чем-нибудь из одежды, в удобный момент. Хотя бы, подытожил он, отметая все те предубеждения, чашку какао Эппса и какую-нибудь подстилку на ночь, да накрыться чем-нибудь плюс вдвое сложеное пальто под голову. По крайней мере, будет в надёжном месте и в тепле, как гренок на плите. А его это особо не стеснит при неизменном условии, чтоб никакого дыма коромыслом. Да и пора-таки было двигаться, потому что тот молодчик с душою нараспашку – рассматриваемый соломенный вдовец, похоже просто прирос к месту, не подавая признаков особой охоты пуститься в путь к родному дому, в милый его сердцу Квинстаун, и весьма смахивало на то, что в ближайшие пару дней какой-нибудь мочалочный бордель отставных красоток за нижней Шериф-Стрит явится стопроцентной расшифровкой местонахождения этого скользкого типа, где будет продраивать их чувства (русалочьи) небылицами с шестизарядным револьвером в краях трагических, от которых по чьей угодно коже мурашки побегут, а для перемены с грубым и напористым смаком лапать их крупногабаритные чары, вперемешку с обильными дозаправками самогоном, по ходу дела, и обычной похвальбой, что он не тот на самом деле, примем мои настоящие имя и адрес за ХХ, как passim замечает мадам Алгебра. И тут он хмыкнул про себя как осадил чемпиона по так-твою-распротак, который у него нарвался на Бога еврейской национальности. Укус волка люди ещё могут как-то стерпеть, но готовы лопнуть от бешенства если куснёт овца. И самое уязвимое место нежного Ахилла, твой Бог – еврей, а то ж им всё кажется, будто он уроженец Каррика-на-Шеноне или ещё откуда-то в графстве Слиго.

– Давайте-ка,– по зрелому размышлению решился, наконец, наш герой, быстренько укарманивая её фото,– пойдёмте ко мне, раз тут такая толкучка, дома и поговорим. Моя берлога совсем неподалёку, рукой подать. Такое пойло невозможно пить. Погодите, я только уплачу за него.

Самое правильное, бесспорно, сняться отсюда, а там уж просто поднять парус, он поманил, быстренько укарманивая фото, держателя харчеви, который похоже и не…