Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– Ах, да не могу я, друг,– м-р Дедалус сказал, нерешительно, безразлично.

Напористо.

– Давай, чтоб ты лопнул,– Бен Доллард вырычал.

– M'appari, Саймон,– сказал отец Коули.

Вдоль сцены сделал он несколько шагов, мрачный, высокий, в неловкости, отставив руки. Хрипловато яблоко его горла выхрипнуло слегка. Слегка запел он к пыльному морскому пейзажу на стене: ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ. Мыс, корабль, парус над валами волн. Прощай. Милая девушка, вуаль её вьется по ветру вдоль мыса. Ветер охватывает её.

Коули запел:

Она машет, не слыша Коули, вуаль вырывается к тому уплывающему, дорогому, к ветру, любви, торопя парус, возвращайся.

– Подхватывай, Саймон.

– Эх, я уж своё отплясал, Бен… Ладно…

М-р Дедалус положил свою трубку на пюпитр возле камертона и, садясь, тронул послушливые клавиши.

– Нет, Саймон,– оборотился отец Коули.– Играй это как в оригинале. Один бемоль.

Клавиши, подчиняясь, взбежали, выговорили, сбились, признались, смешались.

По сцене прошагал отец Коули.

– Ну-ка, Саймон, я тебе подыграю,– сказал он.– Вставай.

Мимо ананасового утёса у Грехема Лемона, мимо Элверова слона звяк прорысил. Бифштекс, почка, печень, смешаны в снедь достойную князей, сидят князья Цвейт и Гулдинг. Князья за явствами подымали и пили поверское и сидр.

Лучшая из мелодий написанных для тенора, сказал Ричи: Sonnambula . Однажды он слушал как её исполнял Джо Маас. А, прям как МакГукин! Да. В своём роде. В стиле мальчиков-певчих. Таким мальчиком был Маас. Мальчик мессы. Лирический тенор, если угодно. Ни в жизнь не забудешь. Нет.

Ласково Цвейт над, без печени, бэконом увидал обтянуто напрягшиеся черты.

Радикулит его. Блестящий глаз по Блейсту: следующим номером программы. Сколько ни вьётся, а платить придётся. Потом на пилюли, диет-хлеб, по гинее за ящик. Немного отсрочит. Как в той песне: в могиле всё равно. Вот именно. Пирог с почками. Сладости к. Не очень-то налегает. Самый стоящий в. Характерно для нег. Поверское. Переборчив в выпивке. В стакане выщербинка, свежая вода Вартри. Из экономии подгребает спички со стоек. Потом растрынькивает соверен на безделушки. А попросишь не даст и фартинга. Поддаст, потом не хочет платить за выпивку. Занятные типы.

Ни за что не забудет Ричи тот вечер. Сколько жить будет. Сколько жить, ни за что. Участвовали все кумиры Старого Королевского с малым Пиком. И вот первая нота.

Речь замерла в паузе на губах Ричи.

Вариации про чёрт побери. И сам же верит в свое враньё. Ей-ей верит.

Замечательный враль. Но нужна отличная память.

– А это что за мелодия?– спросил Леопольд Цвейт.

Ричи отдул свои губы. Низкая нота вступления, милая домовушка, бормотнула враз.

Певчий дрозд. Его дыхание, чистое как у птиц (его гордость хорошие зубы), высвистелось в горестной печали. Пропало. Богатое звучание. Тут две ноты за раз. Чёрного дрозда я слышал в шиповниковой долине. Подхватывал мои свисты, вторил и обращал их. Всё и то же, новый зов, прошло уж и всё. Эхо. Такой мелодичный отголосок. Как это делается? Теперь уж не вернуть. Печально высвистывал он. Спад, покорность, утрата.

Цвейт склонил леопольдино ухо, отворачивая краешек резной салфетки вниз под вазу. Порядок. Да, помню. Прекрасная песня. Спящей она пришла к нему.

Невинность под луной. Но, таки, убереглась. Смелы, не видят опасности. Если по имени. Или когда прикоснуться к мокрому. Коляска со звяком. Теперь уж поздно. Она хотела пойти. Вот почему. Женщина. Легко, как удержать море. Да: теперь уж поздно.

– Чудная песня,– сказал Цвейт пропавший Леопольд.– Хорошо её знаю.

Ничего подобного не было в жизни у Ричи Гулдинга.

Он тоже её хорошо знает. Или чувствует. Все долдонит про свою дочку. До того умна, узнаёт своего папочку, говорил Дедалус. А про меня?

Цвейт наискосок поверх соуса видел. Лицо как у конец всему. Прежний шутник Ричи. Нынче лишь затасканные шуточки. Ушами дёргает. Кольцо салфетки в глаз вставляет. Рассылает теперь попрошайные письма со своим сыном. Косоглазый Волтер сэр это я сэр. За беспокойство только я думал дадите ли денег. Извините.

Опять рояль. Звучит лучше, чем я слышал в последний раз. Настроили должно быть.

Опять перестал. Доллард и Коули всё уламывали отнекивающегося певца.

– Давай, Саймон.

– Ну, Саймон же.

– Леди и джентельмены, я глубочайше тронут вашими добрыми увещеваниями.

– Ну, Саймон.

– С деньгами у меня туго, но, если вы одолжите своим вниманием, я восстараюсь вам спеть от поклонного сердца.

У колпака над сэндвичами в занавешивающей тени, Лидия свою бронзу и розу, ледиеву милость, дарила и придерживала: а в прохладе, голубо-зеленоватой от eau de Nil, Мина – бокалам, с двумя её башенками злата.

Арфоаккорды вступления отзвучали. Аккорд протяжный, ждущий, вовлёк далекий голос.

Ричи обернулся.

– Голос Сайма Дедалуса,– сказал он.

Встрепенувшись мозгом, пламенея щекой, слушали они, чувствуя как растекается прелестная струйка по коже, конечностям, человечьему сердцу, душе, хребту. Цвейт махнул Пэту, лысому Пэту официанту, тугому на ухо, распахнуть дверь ведущую в бар. Дверь в бар. Вот так. Так хватит. Пэт, прислужник, услужил, обслуживая послушать, ведь он был туг на ухо, у двери.

В затихшем воздухе пел голос им, негромкий, не дождь, не шелест листьев, так не прозвучат ни струны, ни свирель, ни—как там бишь её?—цевница, касаясь их притихшего слуха словами, их притихших сердец, каждое со своей припомнившейся жизнью. Хорошо, до чего хорошо слушать: печаль от них, от каждого, казалось, от обоих удалилась, лишь только как впервые увидали. Когда впервые узрели, пропавшие Ричи, Полди, милую красу, услыхали от той, от кого никак не ждали, её первоё любовномягкое мягколюбовное слово.

Это любовь поёт: давнюю сладкую песнь любви. Цвейт раскрутил медленно эластичную тесёмку со своего пакета. Любви давний сладкий Sonnez la злата. Цвейт окрутил новую петлю вкруг четырёх зубцов вилки, затянул, послабил и окрутил вкруг своих тревожно встревоженных, счетверённо, в октаву, окандалил их враз.

У теноров – женщин дюжинами. Повышает их звучность. Бросают цветы к его ногам: когда мы cможем встретиться? У меня просто голова. Он не может петь перед цилиндрами. Враз утратишь ум и толк. Надушилась для него. Какие духи у твоей жены? Я хочу знать. Звя. Стоп. Тук-тук. Как идёт открывать, она непременно посмотрится в зеркало, прихожая. Дома? Как вы? Хорошо. Там? Что? Или? Коробочка пастилы, поцелуйные конфетки. В её сумочке. Да? Руки ощутили роскошные.